любвеобильного дядюшки, испытав полный и всепоглощающий кринж, я последовал за людьми в пикселе.
В моей правой руке чемодан, гироскутер — в левой, рюкзак за плечами, на груди поясная сумка, впереди длинный тоннель плацкартного вагона. Ароматы текилы, коньяка и марихуаны (о, майгадабал!) смешались с запахом несвежих носков, освежителя воздуха в туалете и какой-то незнакомой нефтехимии (может быть, это ружейная смазка? Такое ещё существует в природе?). В длинном проходе сами эти несвежие носки, головы бритые под ноль и просто коротко стриженные, и бороды, бороды, бороды. И разговоры. И смех. Невеселый смех, отрывистый, больше похожий на собачье тявканье. Моё место № 36. У туалета, зато не боковое. А на боковушке, на нижней полке за номером 37, тот самый парень в ортопедических ботинках и с тросточкой. Сверчок? Кузнечик? Цикада! Вот я и погрузился, так сказать, в пучину новых ощущений. Впервые в жизни мне предстояло путешествовать в плацкартном вагоне. Для фиксации момента я зачекинился в форскваре.
Мой mood от плацкарта размыл ожидаемый и закономерный звонок от матери. Я услышал стандартное: «Крепись. Мой руки. Следи за питанием. Не отвлекайся на посторонние цели. Осторожней с женщинами. Главное, не забывай о своей аллергии». О, майгадабал! Моя мать — чувствительная и душевная женщина, но высокая должность в коммерческом банке мешает ей часто общаться с родственниками. Мы оба оценивали период моего отсутствия в Москве не более чем в полгода. Именно столько, по нашим солидарным расчётам, должна была длиться горячая фаза войны и эта сутолока, связанная с возможной тотальной мобилизацией. Стоит ли в таком случае отвлекаться от работы и тащиться на Казанский вокзал для проводов единственного сына?
Свищ, Цикада, или как там его, сидел спиной к окну, за которым маячило растроганное лицо дяди Миши. Братец Рамис куда-то исчез. Поезд тронулся, и дядя Миша уплыл влево. Смахнув с бороды скупую слезу, я забросил гироскутер и чемодан под свою полку.
С полки номер 34 на меня щурился гладко выбритый зеленоглазый чувак лет тридцати, прилично одетый и пахнущий Lacost. Несмотря на приличный прикид, человек этот производил впечатление пасконного работяги из тех, что тянут какой-нибудь многопудовый бизнес с полусотней вороватых наёмников на прицепе, с которыми он ежедневно проводит многочасовые совещания.
— Бежишь в Грузию? — бросил зеленоглазый, не здороваясь.
— Еду на отдых, — нехотя ответил я. — Кстати, Тимур.
Я протянул ему руку, и он пожал её с усмешкой, которую я поначалу не понял.
— Конечно, Тимур. Мне ли не знать.
— Не понял. Я…
— …ты отличаешься от меня только цветом глаз. И то не вполне. Если у меня оба глаза зелёные, то у тебя один зелен, как сапфир, а другой красивого орехового оттенка. Бабам, то есть женщинам, ты должен нравиться, но они не слишком-то нравятся тебе. Ты пресен, как бездрожжевой хлеб, и этим тоже отличаешься от меня…
— А борода? — встрял внезапно оживившийся Цикада. — У тебя нет бороды, а у него, то есть у Тимура, есть.
— Ну, борода — это частность. Сегодня она есть, ну а завтра… — отмахнулся бритый чувак.
На верхних полках зашевелились те, чьи разутые ноги пахли псиной.
— …а завтра в бороде завелись вши и надо её сбривать… — проговорили сверху.
— Неправда! — возразил Цикада. — Сколько лет провёл на фронте, но вшивым ни разу не бывал.
— Это потому, что ты донецкий и ездил домой на побывку. Там ты мылся, встречался с бабой, ел хороший обед. А я сидел по пояс в воде месяц, и в результате сам понимаешь… Эй, Цикада, плесни мне ещё. А ты, хипстер, подвинь голову…
Перед моим носом проплыла волосатая рука с заскорузлыми ногтями. Ладонь сжимала пластиковую термокружку. Пахло, как ни странно, хорошим вискарём.
— Тимуру тоже налей, — скомандовал бритый.
Этот постоянно форсил свои идеи, считал себя командиром, но я-то не собирался фолловить. Но как отказаться от вискаря, если ты действительно собрался чилить до самой встречи с Еленой Петровной?
— Я не пью. У меня аллергия на алкоголь. Если только у вас есть безалкогольное пиво.
Один из лежащих на верхних полках хохотнул. Другой издал зашкварный рыгающий звук, словно собрался блевать.
— Странный ты, — проговорил бритый. — Собрался бежать в Грузию и сел на ростовский поезд вместе с мобилизованными. Выражаясь твоим языком, я испытываю кринж.
— Не бежать, а отдыхать, — огрызнулся я. — Могут быть у человека дела в Грузии?
— Могут, — отозвался Цикада. — Но и нам, в ДНР, ты тоже вполне сгодился бы. Ты крепкий и борода у тебя, как у библейского патриарха. Ты — мужик и обязан защищать родину.
Вонючки на верхних полках сначала закашлялись, а потом заржали. Послышался треск, запахло выхлопом. От такого зашквара я окончательно оторопел.
— Так дела или отдыхать? — допытывался бритый.
Пристроив под голову жидкую и влажную железнодорожную подушку, я прилёг и сделал вид, будто накрываюсь нирваной.
Они собирались на меня наседать, но бритый, судя по всему, являвшийся у них заводилой, почему-то отключился от хараса. Приоткрыв украдкой правый глаз, я приметил, как он чекает что-то в своём айфоне. Также я заметил обручальное кольцо на безымянном пальце его правой руки. Тогда я опять, в который уже раз за этот вечер, испытал жесточайший кринж. Крутой пацан, женатый, а юзает гаджет стоимостью 60 косарей. О, майгадабал!!! Да я и сам юзаю точно такой же аппарат!
После отключения предводителя обитатели нашего дурно пахнущего отсека словно вовсе позабыли обо мне, целиком сосредоточившись на вискаре. Я исподволь наблюдал, как с верхних полок свешивалась то одна, то другая простоватая рожа. Они казались мне на одно лицо — космачи в неухоженных бородах. Цикада отличался от других. Его маленькое личико обрамлял какой-то невнятный пушок. Пожалуй, он ещё слишком юн для настоящей бороды. Пожалуй, лет на пять моложе меня, а пьёт как сивый мерин. И эти разговоры. Матери они не понравилось бы. Мои соседи по купе рассуждали о войне, о фронтовой связи, о пьянстве в окопах и его печальных последствиях, о том, как непросто вытащить раненого из-под обстрела и искалеченные, истекающие кровью люди валяются где-то на земле сутками без медицинской помощи. О, майгадабал! Я и не думал, что война настолько плохо организованный сумбур. Напротив, военные всегда казались мне очень упорядоченными людьми. Лево, право, равняйсь и всё такое.
Из всего сказанного Цикадой о войне я понял, что в его роте состояло достаточно опытных и смелых бойцов, но ведение боевых действий не было планомерным, с мудрёными тактическими замыслами и кропотливой штабной работой. Видимо, южноказачий менталитет этих людей предполагал питьё самогона, веселье в любых его