Ырыскельды рассказал об аульных новостях и начал расспрашивать о моей болезни, Тут наш Шамшуали еще больше съежился и засобирался куда-то по делам, но Ырыскельды преградил ему дорогу:

- Уважаемый Шаке, не уделите ли вы мне минуточку, Дело у меня к вам есть,

- О делах дома лучше говорить,- никак не мог надеть сапог от волнения Шамшуали,- зашел бы ко мне, ты уж прости нас, что все никак не собрались тебя в гости пригласить,- заискивающе улыбался старик,

- Стоит ли из-за этого переживать? Когда позовете, тогда и приду, Но разговор не о том, Вчера я посылал за вами из конторы мальчика, Он сказал, что вы болеете,,, Ну, а теперь вы, кажется, выздоровели, Зашли бы сегодня в контору,

- Дорогой мой, ты думаешь я здоров, оттого и бегаю? Посмотри на меня - в чем душа-то держится? Еле хожу: сам - вперед, а ноги сзади волочатся. А сюда заглянул узнать, нет ли вестей от Идриса, да о здоровье мальчонки справиться. Не чужие ведь люди мы - в одном ауле живем. А ты приходи, дорогой, завтра к нам домой, отведай долю свою. Я приглашаю! Не забудь, приходи.

- Нет, аксакал, сейчас не время мясо есть! Я поговорю с вами в конторе,- с холодным выражением на лице проводил взглядом старика Ырыскельды.

- Что он у вас делает?- спросил Ырыскельды, едва за стариком закрылась дверь.

И моя бабушка, не умеющая ничего скрывать или хитрить, рассказала ему правду.

- Из твоего дома началась болезнь Болтая. Сама лечила, как могла, да вот не справилась. Теперь Шамшуали лечит.

- Э-э, да это я и сам знал, хотел только удостовериться. Значит, врет старый, что сам болен.

- Ну, зачем тебе это надо?- начала выговаривать бабушка.

- Э-э, подожди, подожди! Как это зачем? Разве вы не знаете, что в колхозе людей не хватает. Дети работают, старики работают, а он, видите ли, дома отсиживается, по аулам разъезжает, своими молитвами у людей последнее отбирает.

- Ну, что ты на него напал? Один мулла на всю округу! Похоронить-то стариков кроме него некому как следует. А ты что забыл - он тесть председателя!

- Забыл бы, да не дают! Эта председательша все на меня науськивает: пусть отца не трогает! А чем он лучше других?

- Ну, если так, то вы сами разбирайтесь,- отмахнулась от него бабушка.- А мне лишь бы внука вылечить.

Ырыскельды, видя, что с ней спорить бесполезно, заговорил со мной:

- А ты не горюй! Вылечат тебя врачи. На фронте, знаешь, какие раны я видел! У нас без глаза один воевал - лучший стрелок в роте был. И глаз прищуривать не надо!- заулыбался Ырыскельды.- А потом, сейчас, это просто, новый глаз вставляют. Не отличишь от прежнего!

- Да как же это?- присела на скамейку от удивления бабушка.- Настоящий? Видит?

- Откуда же видеть-то? Из стекла делают.

- То-то! Из стекла. Это я знаю. У представителя, что к нам из района приехал, говорят, тоже стеклянный. Как уставится на тебя - будто в душу залезет.

- Видит, значит?- рассмеялся Ырыскельды и подмигнул мне.

- Нет уж,- возразила уверенно бабушка,- что дал бог человеку, того не заменить.

- А вот и нет!- совсем развеселился Ырыскельды.- Скоро настоящие вставлять будут.

- Прекрати! Думаешь не понимаю, что над старухой подтруниваешь. У кого их брать будут?

- А у собак!

- Фу, ты! И повернется же язык говорить такое!

- Ну, хватит,- перестав смеяться, поднялся Ырыскельды.- Болтая надо быстрее отправить в больницу. Врачи его быстро вылечат, и нечего вам водиться с этим Шамшуали. Ну, что он может, этот безграмотный старик? Только есть да пить за чужой счет.

Я долго не мог уснуть и думал о том, как это вставляют людям собачьи глаза. А что здорово было бы: вынули бы мой больной и вставили собачий. Я тогда бы в темноте мог видеть! Ведь собаки же видят! Вот тогда со мной никто бы из друзей не смог потягаться, когда мы играем в темноте в прятки. С таким глазом и лампа в доме не нужна: все бы легли спать, а я - читай себе, сколько хочешь. Да, здорово! Вот бы попасть к таким врачам.

Глава 4

Не прошло и двух месяцев, как я попал к врачам, но не к тем, о которых мечтал.

Морозы стояли такие, что птицы замерзали на лету. Из дома и выходить страшно, а тут еще все время ветер дует. Повернешься к нему лицом - задохнуться можно. И в один из таких-то дней нам с бабушкой пришлось ехать в райцентр. Наши знакомые передали нам, что здоровье у Карлыгайн все хуже и хуже, в больнице нестерпимый холод и надо бы ее увезти домой.

Бабушка, вспомнив слова Ырыскельды, решила прихватить и меня с собой, чтобы показать врачам. Оставили сестренку соседям и поехали. Кошевки не было, нам дали простые сани, незащищенные от ветра. Зато я научил бабушку, чтобы она выпросила нашего знаменитого быка Байгешолака. Бабушка так быстро вернулась с ним, славно она его не выпрашивала у председателя, а сама увела без спроса. Но в колхозной конторе состоялся разговор:

- Сын мой единственный на фронте,- сразу пошла в наступление бабушка, сноха единственная в больнице замерзает! Внука, мою единственную надежду, лечить надо!

- Мамаша, ну у кого сейчас руки и ноги целые? Во всем ауле не найдете таких. Ваше положение мы знаем, Карлыгайн мы бы и сами привезли, но - не получается все! Некому. Ну, а раз вы сами решились - мы вам дадим все, что попросите. Вот только, может, другого быка возьмете? Байгешолака совсем заездили, бедного, а?

- Нет!- наотрез отказалась бабушка.

- Ладно, забирайте! Только ради вас.

Байгешолак, и правда, очень похудел, он совсем не походил на того быстрохода, который нес нас на рассвете в тот памятный день в сенокосную бригаду, на полевой стан. Теперь он брел медленно, едва переставляя ноги. Подгонять его было бесполезно, да и холодно все время махать кнутом. Мы сидели, плотно прижавшись друг к другу, отвернувшись от ветра и закутавшись с головой.

В наших краях аулы расположены друг от друга на тридцать-сорок километров. Кругом безлюдная однообразная степь, покрытая глубоким снегом. А в такой мороз,