Первые замечали ее ребята, игравшие в податки, и начинали визжать от восторга:

– Буяниха идет! Буяниха пьяна! – кричали они звонкими голосами и скоро собирали толпу женщин и мужчин, так как народ на Пушкарной был очень любопытный и любил смотреть драку и всякие зрелища. Раскатистый хохот повисал в летнем воздухе, и, куда ни оборачивалась Буяниха, она опять встречала только раскрытые рты и весело ощеренные зубы, и ей казалось, что весь мир превратился в один чудовищный рот, хохочущий и сверкающий здоровыми белыми зубами. Босоногие ребята дичали от радости и плясали вокруг Буянихи, а мужчины бросали насмешливые замечания, едкие и колючие, как терновник.

– Кто ты? – спрашивали они, заранее зная ответ, и хохотали. После циничного ответа ей говорили, зная ее привычки:

– А ну-ка, развернись!

Буяниха приходила в неистовство и высоко поднимала платье, бесстыдно обнажая тело. Она поворачивалась, кричала, приглашала всех смотреть и вызывающе кричала:

– Вот я какая! Хороша?

И все глядели, отплевываясь, и с высоты глядело ясное и спокойное солнце. Оно посылало лучи на реку, и чистая вода дробилась и сверкала; оно озаряло живую и веселую улицу и пеструю толпу, бесстрастно лучи его падали и на обнаженное тело, такое болезненно яркое и страшное в своей наготе среди одетых людей. И в том, что оно светило, что светлые лучи его падали на самое сокровенное в человеческом теле и теле женщины, было что-то такое ужасное, от чего в сердца людей закрадывались тоска и злоба. Тогда Буяниху еще раз били и, когда она теряла последние силы от побоев и водки, ее бросали под забором отсыпаться.

Собаки обнюхивали ее, прохожие брезгливо морщились и плевали, а она лежала ярким и гнусным пятном. Ничто не ограждало ее ни сверху, ни с боков, она вся была открыта глазам, и беспредельной пустотою подымалось над ней синее, спокойное небо.

II

Познакомилась она с Колей случайно. Однажды она после обеда лежала в данковском саду у забора и отдыхала, чувствуя себя приятно и легко, когда на заборе показался мальчик.

– Ты зачем? – лениво спросила Буяниха.

Мальчик испугался и вздрогнул, но Буяниха улыбалась, в лице у нее не было ничего страшного, и притом она лежала, а когда человек лежит и улыбается, с ним можно говорить.

– Так. Я путешествую, – ответил мальчик.

Глаза у него были большие, черные, и во время разговора он хмурил брови. В движениях у него была неторопливость и серьезность, и голову он поворачивал гордо и надменно. Теперь он смотрел сверху, серьезно и важно, и Буянихе нравилось это.

– Откуда ты? – спросила она.

– Издалека. Вон оттуда, – показал он назад. – Там наш дом. Потапиных ты знаешь?

Потапинский дом был очень близко, но, перелезши через три забора, побывавши в двух чужих и незнакомых садах, Коля думал, что он теперь совсем далеко – за тысячу верст.

– А меня ты знаешь? – спросила Буяниха, и ей не хотелось, чтобы он ее знал.

– Нет, я вас не знаю.

– Вас! Вот чудно-то, – улыбнулась она. – Ну, что на заборе сидишь. Прыгай сюда, поговорим.

Коля задумался и решительно слез. Внизу он оправил белую курточку и заткнутую за поясом деревянную шпагу и вежливо поклонился. Буянихе стало неловко от этого поклона, и она приподнялась, запахивая раскрытую грудь.

– Ну здравствуй, – сказала она. – Как тебя зовут?

Еще раз низко поклонившись, мальчик ответил:

– Генрих IV, Король Наварский.

Буяниха знала про королей только в картах и рассмеялась, но Коля чувствовал себя настоящим королем и был оскорблен. Тогда она согласилась называть его, как он хочет.

– Енрик так Енрик. Может, мне вас на вы называть?

– Нет, я маленький. Мне все говорят ты.

– Тогда и меня зови Машей. Меня Машей зовут.

– Хорошо, – согласился Коля. – Ты будешь Маргарита. Это невеста моя, тоже королева, нет, принцесса. Значит, ты теперь принцесса. Ты рада?

Буяниха сказала, что рада, и хотела поцеловать жениха, но не посмела. Поэтому она взяла только его руку и, положив ее на свою широкую ладонь, с интересом <нрзб>.

– Какие у тебя ручки. Маленькие.

Коля посмотрел на свою руку, она была маленькая и загоревшая, и под маленькими ноготками забилась грязь.

– Да, смешная, – согласился он. – Мама всегда ее целует.

– Куда? Вот тут? – спрашивала Буяниха, нарочно, чтобы подольше не отпускать руки.

– Нет. Вот тут, – показал Коля пальцем другой руки на ладонь.

– А мне можно поцеловать?

Коля, подумав, разрешил, и Буяниха осторожно поцеловала. Большая голова ее с грязными, давно как следует не чесаными волосами склонилась, а когда поднялась, то лицо ее было красное и губы странно улыбались.

– Расскажи мне что-нибудь, – попросила она.

Коля начал рассказывать о короле Генрихе IV и его приключениях.

У Коли не было ни братьев, ни сестер, он рос один среди взрослых и читал все книги, какие получали из библиотеки его отец и мать. И вся его маленькая жизнь проходила в странных мечтах и была глубокою, таинственной и радостной. Все герои, о которых он читал, казались ему настоящими, а настоящие люди казались героями, и, когда вечером собирались к ним гости, пели, танцевали и играли в карты, он прислушивался к музыке и думал, что это придворный бал. Днем и ночью в его ушах звучали какие-то песни и музыка, и днем и ночью в его глазах мелькали странные картины другой жизни, и оттого, что они не были похожи на окружающее, мир казался страшно большим, интересным и загадочным, и смутно, одним сердцем, он чувствовал беспредельность мира и волнующее, загадочное разнообразие жизни. Он никогда не был один, потому что самый воздух пустой комнаты был для него живым и в нем было что-то, что неясно говорило с Колей, мелькало, шептало, пело. И все для него было живое: мебель, деревья, солнечный луч, и все очертания предметов расплывались, и сам он не знал границ своего тела, и, когда он шел, ему казалось, что вместе с ним движется вся громада мира и жизни. Одинаково легко ему было быть Колей, королем Генрихом IV и разбойником Рокамболем, и всегда они были настоящие. Одно время он упорно считал себя Богом и размахивал руками, творя солнце, небо и звезды. И послушно создавалось солнце, небо, звезды.

В саду было тихо. Данков и женщины отдыхали после обеда в другом конце сада, и Буяниха внимательно слушала Колю. Теперь они вместе рассматривали муравьев, бегавших по гнилому пню, и вместе пугались, когда муравей близко подбегал.

– Ого-го-го! – с наслаждением и страхом, басом говорил Коля. Буяниха вторила ему: