Правда, кобылка не напрасно свой век прожила. Успела принести хозяину жеребят, оставил бы их вольно пастись — давно целый табун носился бы в степ и. Но есть —то надо, и одежда н у ж н а , и в е щ и к о е —какие, вот и приходилось то продавать, то резать зимой на мясо лошадок. А иначе как? Никак. Счастье не в числе. Единственной была кобыла, а все благополучие семьи на ней одной держалось. Умерла и, как душа, от семьи отлетела. На оставшийся скот, ну прямо, мор нашел. Жеребеночка, оставшегося от кобылы, отвел он в соседний аул, там у одной байской кобылы сдох детеныш, надеялся Жуман, спасется его жеребенок возле нее, нет, сообщили - волки разодрали. У годовалого стригунка распухло горло, отчего — не понятно, то ли сап, то ли туберкулез, то ли круп, то ли еще какая зараза, какая бы ни была напасть,

так и не поправился, пал скоро. А ходившего под седлом жеребца - трехлетку угнали конокрады. У дойной коровы— краснухи на шее угнездился черный чирей, рос, отекал, пока вымя не усохло. Осенью пришлось целую неделю впрягать в волокушу брюхатую верблюдицу и таскать сено, тяжко ей пришлось — сбросила плод. Оттого началась у нее горячка, так и не поправилась. Карткоже пришлось д ва раза видеть, как в полном бессилии плакал его отец, взахлеб, словно ребенок. Впервые, когда толмач и волостной зарезали прямо на его глазах его же коня; бедное животное, втягивая живот, забилось в агонии, а отец опустил голову и простонал: "Перерезал на м ж и л ы н о г и рук!" Карткожа тогда так и не понял, к кому он эдак обратился: к волостному или толмачу, а возможно, к самому Всевышнему? И вот нынче, отойдя от

переставшей дышать кобылы с отекшей печенью, проговорил: "Вдохнуть хотела чуть..." и зарыдал, всхл ипывая. За ним запричитала и мать. Карткожа зашел за угол дома и тоже заплакал. Так вот все сложилось у трудяги Жумана. Видя, как огорчены родители, Карткожа не решился поговорить с ними о своей мечте, язык как одеревенел, голову наполнил темный туман, жгл о под грудиной, настроение — хуже некуда. "Чем я провинился, Господи, ау? За что мне такое несчастье? Да лучше сразу в могилу, чем так!.. Будут ли и у нас счастливые дни? ИЛИ - нет?" И все равно не отказался от надежды оказаться в школе, потому как во снах своих уже учился" в ней.

Смерть

Завершилась летняя пора. А за летом, желтя травы, осыпая листья, беспокоя

стылым ветром, вгоняя в хлопоты и в движение людей, прошла и осень. И подкралась, завывая, зима с лезвиями льдинок. Нынешняя зима оказалась сурова. С секущим снегопадом, мертвящая. К ноябрьской изморози досыпал снегу январь. Беспрерывно обрушивались с небес, завихриваясь белым дымом, бураны. За буранами потянулась пронизывающая до костей промозглая стужа. Снег залег лиш ь у каменистых сопок. Чуть потеплело — и хладный дождь. Земля промерзла, покрылась ледяной коркой и режет ноги в кровь. Солнце, как забитая невестка, все опасается выглянуть из —за занавеси мутных облаков. Зато с запада выползает на небосвод, из ночи в ночь , роковая звезда, цепляется за звездный Железный кол и сияет грозящим лишь гибелью светом. Что, что сулит джут? Еще с лета ведуны предрекали в этом году зимний бесчисленный падеж

скота. Все свидетельствовало об этом: травка весной взошла так себе, сухонька я, крученая, пырей лежал пластами, непомерно разросся ковыль. Мыши собирали свои запасы слишком уж суетливо, оставляя норки оголенными. Верхушки муравейников провалились воронками. Коровы никак не желали ночевать в степи, мыча, тащились к аулам под навесы, в сараи. Лошади бросили кувыркаться на песчаной земле. И вообще, нрав животных стал казахам не по душе, как—то уж слишком остервенело, рвали каждую травку, так бывает — охватывает жор отмеченного смертью человека. И перелетные птицы рано улетели. Ведуны, аксакалы, и пожившие, и проглядевшие за отарами глаза чабаны, находили все новые и бесспорные признаки надвигавшейся чудовищной беды; толкователи снов в один голос твердили любопытствующему миру то

ж е . К т о м у ж е в с е м б ы л о и з в е с т н о , ч т о нынешний год — год З айца. И все равно, ни один казах не позаботился, не поспешил застоговать побольше сена, зерна присыпать, муку приберечь. Целое лето потягивали в свое удовольствие кумыс, полеживая на боку, к тому же и партийные дела не отпускали. Видать, полагали, что Бог обережет и того, кто сядет голым задом на горящие угли, а как грянул град да каждому градиной по лбу, так вмиг опомнились. Да... жестко стелила зима. Степь сковало льдом. Подножный корм под ним, а сена в стогах на пару недель. Джут чины не признает, ученых не выделяет — у всех стало голодно. Родней силен? И что? Да ничего! И топливо закончилось, печки стали гаснуть. Мир распался. Люди опешили, сжались — возьми любой аул, везде страх и растерянность.

Каждый день Карткожа с братом отправлялись к оврага м Караошака собирать корм корове и теленку. Саму же кормилицу прикрывали сшитыми, наподобие попоны, кусками войлока от юрты. Прикроют так корову от мороза, лопаты на плечи и к оврагам, рыть смерзшийся снег. Пока насобирают пучок жухлой листвы с травой, нос ы и щеки отморозят, сил нет, вот так изо дня в день, ковыряться в снегу на безжалостном ветру. Дома похлебают супчик с жилистым мяском и падают спать. Не проявляй они такое упорство, давно бы сгинули. Надо еще сказать, что бедная их матушка, неизвестно