— Для тебя профсоюз важнее, чем живые люди, — твердил Саймон. — Пусть все потеряют работу, только бы остался профсоюз! Вот как ты рассуждаешь!

— Ты не прав, товарищ! — возражал Джаявира. — Пойми, что если наш профсоюз распадется, для нас настанут тяжелые времена. Все уступки, на которые Вирасурия идет сегодня, он завтра же заберет обратно. И никто ему не помешает этого сделать, — ведь на фабрике останется только профсоюз, которым руководят его прихлебатели. Более того, администрация сможет тогда прижать нас еще сильнее, чем раньше.

Положение на фабрике было крайне напряженным. Дело доходило до потасовок между забастовщиками и теми, кто намерен был выйти на работу.

В тот день Джаявира вернулся домой далеко за полночь. Весь день и вечер он собирал рабочих небольшими группами и убеждал их продолжать забастовку, не отступать от своих требований. Он говорил страстно, убедительно, и многие из малодушных решили продолжать борьбу. Но много было и отступников. Настал такой момент, когда все висело на волоске. Не раз на протяжении дня Джаявиру охватывали сомнения в успехе начатого дела, но каждый раз он прогонял прочь мрачные мысли и убеждал, убеждал, убеждал…

Когда Джаявира открыл дверь своего домика, на какое-то мгновение его охватил непонятный страх, — он побоялся войти в темную комнату. «Чушь какая-то», — подумал он и направился к столу, на котором, как он помнил, лежал коробок спичек. Он протянул руку, но найти коробок спичек так и не успел… Сзади раздался шорох, и прежде чем Джаявира обернулся, что-то острое кольнуло его под левую лопатку, и все тело пронзила жгучая боль. Он попытался крикнуть, но из его горла вырвался только слабый хрип…

«Завтра же надо поднять вопрос о том, чтобы поставить памятник на могиле Джаявиры, — решил Сирисена. — Каждый даст немного денег из той прибавки, которой мы добились у хозяев». И уже повернувшись, чтобы идти, подумал: «Не каждая смерть и не каждое поражение означают конец. В справедливой борьбе из каждой смерти рождается новая жизнь, из каждого поражения — новая победа!»

Перевод с сингальского А. Бельковича.

Доминик Джива

ЭТИ И ТЕ

Рассказ

Доминик Джива — новеллист, пишущий на тамильском языке. Автор сборников рассказов «Вода и слезы» и «Деревянные сандалии».

Есть, пожалуй, одна-единственная черта, роднящая поэтов и богачей: и те и другие явно склонны к преувеличениям. Вот потому-то господин Сундарам Пиллей и господин Арумухам Пиллей, между которыми недавно произошла небольшая ссора, из-за общей страсти к преувеличениям называют себя теперь не иначе как заклятыми врагами. Оба они люди влиятельные, занимают высокое положение, и это положение не позволяет им ничего преуменьшать.

Генеральный директор и главный компаньон фирмы «Сундарам и К°», господин Сундарам Пиллей — владелец новенького «студебеккера»; управляет этой чудесной машиной его личный шофер Манийам. Каждый день, за исключением, разумеется, выходных и праздников, сверкающий свежей краской и никелем «студебеккер» проносится по городу. По пути роскошный лимузин неминуемо встречается с таким же новеньким сверкающим «плимутом» господина Арумухама Пиллея — владельца крупной компании «Арумухам и сыновья». За рулем «плимута» восседает преисполненный гордости шофер Кандейа.

Их хозяева, обычно столь невозмутимые и величественные, становятся сами на себя не похожи, стоит им хоть издали завидеть друг друга. Кажется, еще немного, и они нападут друг на друга. А «плимут» и «студебеккер», уподобляясь своим владельцам, так яростно рычат, что прохожие шарахаются от них, как от лютых зверей.

Оба Пиллея не чужды и возвышенных чувств. У каждого из них свои сокровенные мечты, которые они нежно лелеют в самой глубине сердца. Мечты эти нельзя назвать великими. Но они настойчиво бередят души обоих Пиллеев, грозя перерасти в настоящую страсть. Господин Сундарам спит и видит себя владельцем «кадиллака». Зачем ему такая роскошь? Да все затем же — чтобы утереть нос этому несносному Арумухаму. Эта мечта гнетет его с той же силой, с какой порыв ветра пригибает к земле слабую тростинку.

И не знает он, какие мысли в то же время бродят в голове его заклятого врага, господина Арумухама Пиллея.

«В делах у меня сейчас застой, — размышляет Арумухам. — Хоть бы опять война началась, что ли! Уж я бы не упустил своей удачи, денежки так и потекли бы в мой карман. Люди говорили бы обо мне не иначе, как: «Этот миллионер Арумухам…» А сейчас что? Называют меня спекулянтом и делягой. Ну и пусть! От их насмешек мне ни жарко, ни холодно. Зато, случись война да пойди мне навстречу американцы, я, пожалуй, смог бы заиметь даже собственный «роллс-ройс». Посмотрел бы я тогда на рожу этого Сундарама».

Вот какие мечты одолевают деловых людей в те редкие минуты, когда они дают волю своей фантазии.

Но мечты мечтами, а время катится неотвратимо; один за другим облетают листки с календаря, и все остается по-прежнему. Машины продолжают яростно рычать друг на друга, обдавая прохожих перегаром бензина, купленного на деньги их владельцев.

А как же шоферы Манийам и Кандейа?

Подобно тому, как щенки из одного помета, но выросшие во дворах разных хозяев, не упустят случая хорошенько облаять друг дружку, так и эти парни полны взаимной злобы и ненависти. Что ж, такова жизнь…

Но время, как мы уже говорили, катится быстро, и вот приблизилась пора очередных муниципальных выборов. Оба бизнесмена, герои нашего рассказа, вдруг ощутили в себе сходные побуждения. Их личные желания отступили под мощным натиском новых стремлений. С таким напором хлещет вода, прорвавшая плотину, льются предвыборные речи министров. Главным было желание служить народным массам, возглавить их на тяжком жизненном пути, указать им верное направление. Уж кто-кто, а они-то знали, какой дорогой следует шествовать к всеобщему благоденствию.

Ни тот, ни другой не выказывали открытого предпочтения какой-либо партии, социальному идеалу или политическому убеждению. Но служение народу стало для них такой же потребностью, как потребность дышать.

А политические принципы? Да при чем тут они? Какова им цена за фунт? В какой лавке они продаются? Вот если убеждения и патриотизм подкреплены капитальцем, тогда и можно говорить о настоящей политике. Оба Пиллея, слава богу, не какие-нибудь пролетарии, чтобы забивать себе голову пустыми идеями.

Они люди деловые, торговцы, любую политику взвешивают на точных денежных весах. Вот почему они и действовали, сообразуясь с новыми обстоятельствами.

Один из них поддерживал отставного министра, другой выступал за партию того министра, который сел на его место.

Началась предвыборная кампания. «Плимут» и «студебеккер» носились по улицам как одержимые. У