Сегодня светлый погожий день — начало месяца фальгуна[161]. Я сажусь на стул у подоконника и окидываю взглядом доступное моему взору пространство. Улица пуста. Служащие уже разошлись по своим конторам. Но вот из соседней мужской школы выбегают несколько мальчиков и останавливаются прямо под моим окном. На вид все они не старше двенадцати — тринадцати лет. Закрепив цепь на велосипеде, один из них поднимает голову и замечает меня. Я так пристально вглядываюсь в его лицо, что он краснеет до корней волос. Потом быстро перекидывает ногу через седло, нажимает на педали и исчезает из виду.

Сегодня солнечный весенний день, но солнце греет как-то по-особенному мягко. И сегодняшняя улица — особенная. Все это, наверное, потому, что кто-то впервые пробудил мой интерес. Правда, мальчик спасся от моего взгляда бегством, но я не могу его забыть. Волнистые волосы до плеч, блестящие глаза и улыбка, скользнувшая по смуглому лицу. Что-то нарушает мое внутреннее равновесие, и от этого я начинаю испытывать физическую боль. В моей однообразной жизни даже в пору молодости ничто не вызывало подобных ощущений. И вот теперь эта болезнь. Именно болезнь, иначе не назовешь эту брешь в толще равнодушия ко всему на свете.

С того дня я становлюсь одержимой. Теперь даже вид распахнутого окна наполняет меня радостным ожиданием. Я наблюдаю за мальчиком каждый день. У меня наконец есть то, что дает мыслям вырваться из замкнутого круга, что пробуждает мечту и открывает путь ее полету. Я перестаю казаться самой себе такой уж бесцветной. Каменная тяжесть в душе превращается в огненную лаву и жарким потоком ударяет в голову.

Каждый день он стоит на тротуаре под моим окном и то и дело посматривает наверх. Когда его глаза встречаются с моими, по лицу мальчика пробегает неотразимая улыбка, а потом он наклоняется к своему другу и что-то говорит тому на ухо. Я не разбираю слов, но звуки его голоса кажутся мне пением птиц ранним весенним утром, а смех напоминает звон маленького колокольчика. Прекрасные звуки, они услаждают мой слух и даруют радость сердцу. Да, да, радость! Разве можно иначе назвать ощущение, когда внутри тебя словно возникает легкий воздушный замок, которому не нужен никакой фундамент. С каждым разом я все явственнее чувствую, что грудь моя вот-вот распахнется и обнаружит еще не высказанную радость.

Когда я вижу мальчика, мной овладевает страстное желание посадить его на колени, пригладить длинные кудри, расцеловать щеки. Может быть, такое желание — признак психического нездоровья? Лежа в постели, я начинаю думать об этом, перебирая в памяти свое прошлое. Жизнь моя протекала не совсем обычно. Я родилась хромой. Вероятно, поэтому меня не коснулась веселая подвижность детства. Избежала я и безумных порывов юности. Мне уже перевалило за тридцать пять, а я до сих пор не испытывала потребности любить кого-нибудь или выйти замуж. Но если бы я была замужем, у меня вполне мог бы быть сын такого же возраста.

Мысль о «сыне» мгновенно разрывает окутывающую мозг пелену тумана. Наступает какая-то удивительная ясность мыслей и ощущений. И нет больше чувства недомогания. Я здорова, как двадцатилетняя девушка. Должно быть, глубокое благостное чувство материнства подспудно живет в каждой, даже бездетной, женщине. Сын… сын… Какое счастье быть матерью сына! У моей старшей сестры есть ребенок, но почему-то он не вызывает у меня желания даже поиграть с ним. А этого, не рожденного мной мальчика, я ощущаю своим, собственным, как будто и впрямь носила его под сердцем.

Следующий день — веселый холи[162], праздник, когда все стараются забрызгать друг друга красной краской. Вот-вот наступит школьная перемена. Я торопливо спускаюсь по лестнице и останавливаюсь возле соседней лавки. На земле у ног лавочника лежит стопка учебников, обернутых в бумагу.

— Откуда они у вас? — перелистывая, спрашиваю у лавочника.

— Да вот принес продать. — И он кивает головой в сторону отбежавшего от ребячьей стаи «моего сына».

— Но как же он останется без книжек? — Я чувствую, как краска заливает мое лицо.

— А на что он купит курева и билеты в кино? — равнодушно бросает лавочник.

Ночью мне снится, будто мой новорожденный сын, оторвавшись от груди, требует у меня сигарет. Просыпаюсь в холодном поту. Хорошо, что это только кошмар и у меня нет никакого сына. Но я продолжаю ощущать прикосновение маленьких теплых ручонок. Разве что-нибудь способно поколебать материнское чувство? Как бы там ни было, я хочу, чтобы не посаженный мной цветок расцвел, — ведь существует испокон веков земля и орошает ее дождь!

Фальгун на исходе. Дует ветер, весенний, порывистый, пробуждающий природу. Полдень, солнце затянуто легкой прозрачной дымкой. Я медленно поднимаюсь по улице. Прохожу мимо лавчонки, где бойкая, скверная на язык бабенка торгует водкой. Внезапно слышу крик:

— Отстань, поганец! Ишь, вздумал заигрывать со старухой. Все равно без денег ни глотка не получишь…

Оборачиваюсь: «мой сын» пытается обнять хозяйку. Невольно в ужасе хватаюсь руками за голову и спешу прочь, особенно сильно припадая на больную ногу. Но меня заметили. Вслед несется пронзительный свист и смех, напоминающий звон маленького колокольчика.

— Эй, одноногая! Кончай из себя невинность корчить, сама небось готова со мной…

Слова, как пули, впиваются мне в мозг. Я хочу обернуться, что-то сказать, но не могу и только убыстряю шаги. Лицо мое искажает гримаса ненависти и стыда за собственную неполноценность. Вот-вот мной овладеет истерика. Я проклинаю наш век, образование, которое развращает детей, материнскую любовь…

Внешний мир, ограниченный линией горизонта, доступен нашему взору. Другое дело — мир души. Удивительно, но я, кажется оправилась от своей болезни. Теперь я больше не сижу у окна, не вглядываюсь в жизнь улицы. У меня уйма свободного времени. Сегодня целый день читала журналы… Но я стала другой, горячая лава опять превратилась в мертвый давящий камень. И теперь мне никогда уже не избавиться от этой тяжести.

Перевод с непальского А. Аганиной.

Ганеш Расик

ГОРОД И ГОЛОСА

Рассказ

Ганеш Расик (род. в 1945 г.) — молодой новеллист. Автор сборника рассказов «Город и голоса» (1971). На русский язык произведения Г. Расика не переводились.

Я вздрагиваю от залпа городской пушки, извещающего полдень. Быть может, юнцы, заметив мою оленью пугливость, и посмеются надо мной.