глаза следили за тем, как я кладу перед ним рукопись. - Принес ? - Принес … - Садись . Он читал внимательно, иногда возвращаясь к предыдущим абзацам. В одном месте сделал пометку красным карандашом. - А это ты откуда взял? - Из «Правды». Вопрос относился к одной из моих вставок. Речь шла о том, что в Великобритании, стране высокой и старой цивилизации, женщины только в тысяча девятьсот восемнадцатом году добились права голоса на выборах, а наши казашки - на год раньше, в семнад цатом. Начитанный студент, я п опытался объяснить это известным ленинским положением об угнетенных ранее народах, которые вступают на путь социалис тического развития, минуя стадию капитализма. Как умел Майлин обрадоваться чужой удаче, даже если удач а - просто логичное, вытекающее из хо да рассуждений сопоставление в обыкновенной статье. Молодец! А свое что -нибудь пробовал писать?

- Нет. Не мог же я сказать «да», имея в виду то сочинение, которое не пер ешагнуло через порог Пресногорь ковской школы. - Может быть, попробуешь? Через несколько дней я показал ему небольшую зарисовку, она называлась: «Когда Эдеге хорош, а когда плох». Я постарался коротко описать знакомые мне взаимоотношения между батраком - Эдеге и его хозя ином. Гонишь табун на пастбище хорош, поехал за топливом - хорош. Но тот же Эдеге становится плохим, стоит ему присесть отдохнуть или завести разговор, что не худо бы купить ему новые сапоги. В очередном номере газеты мое произведение заняло двадцать одну строку. Впервые - с подписью. - Видел? - спросил меня при встрече Майлин. -Я там исправил всего четыре слова. Пиши дальше. «Пиши дальше». Эти слова меня преследовали, они не давали покоя. Они положили конец моим сомнениям. Я не спал четыре ночи. Я писал рассказ - «В

бушующих волнах». Мне очень нравилось название. Я старательно переписал рассказ, трижды приносил рукопись в редакцию и трижды уносил обратно: так и не решился показать Майлину, не набрался храбрости заставить его окунуться в мои разбушевав шиеся волны. Кончилось тем, что рассказ был поме щен в нашей рабфаковской сте нгазете - на всех листах подвалом, длиной в два метра двадцать сантиметров, Одни меня ругали, другие хвалили, третьи вообще молчали. Через несколько дней о рассказе стали забывать, хоть стенгазета все еще висела возле комитета комсомола. Днем в перерыве ме жду лекциями я задержался в аудитории, и вдруг сюда ворвался мой сокурсник: - Что ты сидишь! Беги скорей вниз! Майлин читает твой рассказ! Расталкивая встречных, я съехал по перилам. Но Майлина в вестибюле уже не застал. Из разговора с товарищами выяснилос ь: Майлин в тот день побывал и в соседнем институте. Писатели старшего поко - ления, как я теперь понимаю, заботились о

смене -искали ее в учебных заведениях, среди молодежи. Вечером мы вчетвером - в своей комнате в обще житии - готовились к завтрашнему семи нару. Раздался стук в дверь. «Войдите», - сказал кто -то из нас Дверь отворилась, и вошел Майлин. Мы вскочили, и гостю было предложено одно временно четыре табуретки. - Разве я такой толстый? Мне вполне хватит и одной, - засмеялся он. - Ну и надымили же вы свое й махрой... Он угостил нас толстыми папиросами, которые в то время считались большой редкостью и роскошью. Выяснил, по какой теме у нас проводится семинар и не боимся ли мы засыпаться. Мы ответили, что боимся, как не бояться, но надеемся успеть все прочест ь. Майлин повернулся ко мне: - Как дела, жигит? Я ответил, что дела у меня идут хорошо, а дома я сегодня потому, что не моя очередь дежурить по номеру, пусть он не думает... - А я не думаю... Я не это пришел проверить. Я днем прочел твой рассказ в стенгазет е. Разговор у нас с тобой будет

подробный, особый будет разговор, а пока только скажу: неплохо, совсем неплохо. Что же не показал мне? Сердце у меня в груди билось неровными толчками. Майлин говорит - неплохо... Потребовались годы и годы, чтобы я понял - в моем беспомощном рассказе его, Майлина, привлек прежде всего сам факт: молодой парень, и вдруг не стихи, которые у нас писал каждый второй, а рассказ... Но как окрылен я был одобрительным «неплохо». Значит, значит, это начало? В том, что это начало, я еще больше уверился, когда мой первый рассказ стал обрастать подробностями, событиями, в него входили, как домой, новые и новые люди. Рассказ постепенно превратился в повесть. Я не мог придумать другого подходящего названия, так и осталось «Тулаган толкында» - «В бушующих волнах». Вечерами я подолгу сидел за столом, освещенным с краю неяркой керосиновой лампой, и белый лист -справа налево, как принято в арабском письме, -покрывался узором слов. Я оставался один. Но это не было одиночеством. И как только вмещала их всех

моя маленькая комната - друзей -партизан по отряду Дмитрия Ковалёва и многих из тех, кого я в разное время встречал в аулах: баев, бедняков, красно армейцев, белых карателей и алашордынцев, слепых в своей ненависти к новым порядкам. Была в повести любовь: Биржан -рыбак не мог смириться с тем, что его любимую, его Шайзу продают в жены старому, но зато богатому баю Оспану! Она войдет в его дом как токал - младшая жена. А что за жизнь у них! Ночью нет покоя от мужа, днем - от старших жен, которые из рев ности готовы разорвать ее на части. В иные времена - не избежать ей этой участи. Но Биржан и Шайза бежали из аула в город, где теперь находились красные, и там нашли свое счастье. Пока я описывал то, что происходило на моих глазах, в чем я сам принимал уча стие, все шло легко и, как мне тогда казалось, вполне хорошо. Но вот настал в рукописи момент, когда потребовалось распутать завязанные узлы, и у меня, как я ни бился, ничего не получалось. Не найдя лучшего способа, я вынужден был уподобиться одному

решите льному герою