class="p1">Но зато на рабфаке я стал прилежным чита телем. Преподаватель литературы Карл Карлович Безин, из обрусевших немцев, вопреки сложившемуся мнению, что немцы - народ пунктуальный, мог на полуслове прервать лекцию и читать, читать подряд Байрона, Беранже, Пушкина, Лермонтова, Блока, Гёте, Шиллера, Ге йне... Я не знаю, все ли однокурсники разделяли его увлеченные порывы. Про себя скажу: я разделял. Карл Карлович привил мне любовь не только к стихам. Гоголь, Горький и Джек Лондон - я не рас ставался с их книгами. И хитрый, обходительный Чичиков, буян Ноздрев, Челкаш, неподвижный мальчик из рассказа «Страсти -мордасти», Смок Беллью со своим верным другом Малышом - они стали для меня такими же взаправдашними людьми, как и мой земляк Омар, постоянно задававший одни и те же вопросы, как Бекет Утетлеуов, как Си львия Михай ловна, как Батима, дочь дяди Ботпая. Я видел: жизнь, которая окружала меня с детства, которую я знал до мельчайших подробностей и со всеми оттенками этих подробностей, может стать материалом
литературы, если бы нашелся писатель, знающий ее стол ь же хорошо, как мы - степняки. И я с самонадеянностью молодости решал - мне, мне надлежит попробовать свои силы и сказать свое слово! А решив так, я поспешно откладывал в сторону ручку с пером. Откладывал на неопределенное буду щее. Слишком горько было бы убедиться в своем бессилии перед чистым листом бумаги. Однако пора было что -то предпринимать, а не только шарахаться из стороны в сторону, будто конь, испугавшийся собственной тени. Я твердил: «Не буду я писать, какой из меня писатель». Но это больше так, чтобы обмануть себя. На предпоследнем курсе рабфака я все же решил заглянуть в редакцию «Енбекши казах» не только затем, чтобы попросить очередной пере вод. В тот день я особенно тщательно начистил хромовые сапоги, которые сопровождали скрипом каждый мой шаг, надел галифе - пристрастие к этим брюкам у меня сохранилось со времен моего военком -ства, выгладил толстовку, толстовку тогда носили все, кто хотел следовать моде.
Не знаю, может быть, мой внешний вид произвел впечатление, в редакции решили - активис т... И устроили проверку грамотности. Вот когда пригодились мне алифсин -а, альбасин -и, алифтур -о... Газета издавалась на арабском алфавите, другого в то время не было. Технический секретарь, вручая копию приказа о моем зачислении, дружески посоветовал: - Корректор корректором... Но ты среди своих лучше называй себя литературный сотрудник. Звучит более солидно, более внушительно. Секретарь не очень далеко опередил меня по возрасту, и я весьма охотно последовал его совету. И среди знакомых считался литературн ым сотруд ником, не написав еще ни одной путной строки. И все же называться так к чему -то обязывало. В редакции я впервые столкнулся с тем, что писать -это профессиональная необходимость. Здесь у меня перед глазами были более опытные, более взрослые люди, которые уже успели чего -то достичь. Первым среди них я называю Беимбета Майлина.
С его именем - теперь уже безоговорочно и навсегда -связаны первые опыты реалистической казахской прозы. Ведь если наша поэзия имела за плечами богатые традиции, то прозу прихо дилось начинать почти на пустом месте. Первая повесть Майлина «Памятник Шуги» была издана за два года до рево люции. Повесть пользовалась успехом, ее читали, спорили о ней. У нас в редакции Майлин был ответственным секретарем. В те годы новый редактор, кот орый сменил на этом посту Сейфуллина, постоянно предста вительствовал на заседаниях и совещаниях, то уезжал в длительные командировки. Практически газету делал Беимбет, Отзывчивый, добрый, расположенный к людям, он особенно внимательно относился к начинающ им. Но чего не терпел и что могло вызвать у него бурный приступ негодования - это небрежность, лень, безот ветственность. Однажды поздно ночью (помню это хорошо, а вот что прошло с тех пор больше сорока лет - не в состоянии поверить), после того как номер был подписан, Майлин собрал у себя весь коллектив редакции.
Ответственный секретарь делал придирчивый разбор номеров за месяц. Он был очень недоволен тем, как мы работали: писали плохо, не подняли многих жизненно важных вопросов. Досталось от него и заведу ющим отделами, и литсотрудникам. Он обстоятельно разобрал и материалы отдела критики и библиографии: статьи, рецензии... Почти все они за отправную точку брали бесспорное, но однообразное утверждение: нечего и думать о росте литературы, пока мы не покончим с отставанием критики. После этого соображения начиналось нечто вроде соревнования - как бы похлеще обругать писателя. Если он, допустим, был человек начитанный и образованный, то его, не утруждая себя доказа тельствами, обвиняли в феодально -байском проис хождении. Если же чувствовалось, что автор учился не много, его без лишних слов называли невеждой. Я сидел относительно спокойно. Мое дело - грам матика, а особых ошибок в том месяце у нас не проскочило. Майлин сказал:
- И еще одно... Вам об этом, наверно е, надоело слушать. Но мне еще больше надоело говорить! Качество переводов... Вот, я сейчас вам прочитаю... Занятый какими -то своими мыслями, я не сразу вслушался в текст. А как только вслушался, мне сразу захотелось стать маленьким и незаметным. Беимбет ч итал одно из двух переведенных мною, а не кем -то иным, постановлений. - Поняли что -нибудь? - спросил он, положив обрат но на стол газетный лист. Ответа не последовало, потому что понять действи тельно было трудно, в том числе и самому переводчику. - Как это смогут понять в аулах? Или мы выпускаем газету для того, чтобы она шла на раскурку? Летучка кончи лась почти в три часа ночи; Майин роздал литсотрудникам целый ворох рукописей. г - Это на обработку. Сроку вам два дня. Сдать в готовом для печати виде. Все начали расходиться, а я топтался в дверях кабинета. Я решил, что Майлин никогда больше ничего не поручит мне -
человеку малограмотному, недобро совестному, занимающему в редакции явно не свое место. Наверное, выгонит. В лучшем случае переведет в рассыл ьные - таскать оригиналы в типографию, а из типографии - гранки и сверстанные полосы. Нечего сказать, хороший подарок я преподнес сам себе ко дню рождения... - Подожди, - остановил он меня. Я приготовился выслушать длинное нравоучение и опять ошибся. Майлин только посмотрел на меня - очень выразительно, - вздохнул и протянул рукопись статьи на казахском языке. - Выправишь. И принесешь мне. Срок тот же, что и для
