– Ну вот, доехали.

– А Сарин возлюбленный? Он с ними?

– Я как раз к этому подхожу.

Я рассказываю мужу, как после таверны пришла домой и досидела до прихода Джонатана, а потом приехала Лекарка и сказала мне, что Ребекка рожает. Рассказываю про трудные роды. Про то, как мы приняли ребенка. И про то, что Ребекка попросила меня сделать потом. Он слушает меня, а руки его неподвижны. Они лежат у меня на плечах, теплые и мыльные.

– Я отвезла девочку Саре Уайт. Она сейчас у нее. Пока я что-нибудь не придумаю. А еще у Сары есть жених.

Он расплывается в улыбке.

– Ее солдат?

– Ну да. Я бы ни за что не поверила, что он вернется, но вернулся. И должна признаться, я рада. Он купил лавку Коулмана, и, думаю, он обеспечит Саре хорошую жизнь.

– Погоди минутку. Я принесу еще теплой воды.

Через две минуты он возвращается со свежим чайником и расческой.

– Давай дальше.

Я продолжаю – рассказываю, как по пути домой Брута вспугнула лиса. Как он меня сбросил. А потом – как на лесопилке наткнулась на Норта. Эфраим хочет знать все о нашей встрече. Все, что сказал и сделал Норт. Подробности ему не нравятся, но он тихо слушает и моет мне волосы с мылом.

– Я тут кое о чем подумал, – говорит он мне.

– О чем?

– Этот пес Норта…

– Цицерон?

– Это он забрался к Перси в выгородку.

– Я знаю.

– Насколько я понимаю, он наполовину дворняга, а наполовину койот.

– И?

– С полуодомашненной собакой проблема в том, что она все равно полудикая. Это уже не изменить.

– Ты сейчас про Норта?

– Просто наблюдение, любовь моя.

Эфраим ополаскивает мои волосы, потом берет бутылочку с маслом розмарина и лаванды. Он капает себе на руку несколько капель и растирает их в ладонях, медленно втирает масло в мои волосы, чтобы их распутать, а потом расчесывает. Все это время он продолжает слушать мой рассказ. Заканчиваю я подробностями, которые Эфраим уже знает. Нож и кровь.

– А он?.. – не договариваю я.

– Жив? Да. Ты его спасла.

– Пейдж спросил, что случилось?

– Спросил. Я ответил, как ты предложила, и Норт не стал спорить.

Я кладу голову на колени, а Эфраим продолжает расчесывать мне волосы, продвигаясь расческой от кончиков к корням. Мы долго молчим, пока наконец он не откладывает расческу и не начинает массировать мне шею и голову.

– На лесопилке был изрядный беспорядок, – говорит он, большими пальцами рисуя круги у меня за ушами.

Я бормочу что-то, смутно смахивающее на «мне очень жаль». Хотя мне не жаль.

– Ушло три ведра воды, и пришлось как следует потереть, но кровь я убрал, – говорит он мне. – А вот о том, что делать с… остальным, пришлось подумать.

Меня мутит от одной мысли об этом.

– Ох.

– Я это завернул. Положил в коробку. И отнес Ребекке Фостер.

Я выпрямляюсь и изумленно пялюсь на него.

– Зачем?

– Не то чтобы правосудие свершилось, – отвечает Эфраим, – но лучше, чем ничего. Так я ей и сказал.

– А она что сделала?

– Бросила в огонь вместе с коробкой, потом села и заплакала.

Слезы – это хорошо, думаю я. По крайней мере, для начала.

Мне уже холодно, и когда Эфраим замечает мурашки у меня на руках, он помогает мне вылезти из лохани. Вытереться. Надеть чистое платье и устроиться на табуретке у письменного стола. Перевязывает мне распухшую лодыжку льняными тряпками.

– Что ты узнал в Бостоне об аресте Сайреса?

– Генри Ноуленд кому-то заказал подделать ордер на арест. И сам доставил его в суд в Вассалборо. Обадия Вуд не знал, что Ноуленд представляет Норта. Они арестовали Сайреса, как они считали, по указаниям суда более высокой инстанции. Против Ноуленда выдвинули обвинения во взяточничестве и коррупции. Он потеряет лицензию адвоката.

– А что с обвинениями против Сайреса?

– Полностью сняты.

– Хорошо. Потому что он не убивал Бёрджеса, – говорю я мужу.

– Я знаю.

– И Айзек Фостер не убивал.

– Я никогда и не думал, что это он.

– И не Джозеф Норт.

Вот это его удивляет.

– Ты уверена?

– Вполне.

– А кто тогда?

Я делаю глубокий вдох. И рассказываю ему, до чего в конце концов додумалась.

Пристань Дэвина

Четверг, 22 апреля

Реку пучит. Лед уже весь потрескался и разломался на неровные куски с острыми краями – на миллион маленьких айсбергов, которые готовы двинуться вниз по течению. У нас максимум несколько дней до того, как он снова начнет двигаться. Вскрывающаяся река – это прекрасно и ужасно, и лед не раз выплескивал свою ярость на берега, громоздясь грудами и уничтожая все на своем пути. Вот поэтому прямо у реки домов нет. Они все построены на другой стороне Уотер-стрит, подальше от угрозы потопа и разрушений. Однако пристани в опасности, и Сэм Дэвин стоит на краю своей, проверяя, нет ли в балках трещин и гниения.

– Как думаешь, сегодня пойдет? – спрашиваю я, а когда он удивленно оборачивается на мой голос, показываю на реку. – Или завтра?

Он пожимает плечами.

– В любом случае будет месиво, наверняка мне придется многое восстанавливать.

Сэм построил свою пристань так, что она выходит в воду дальше, чем у большинства его соседей. Это удобнее для рыболовства и для отправления грузов, но оттепель всегда несет с собой риск. Вполне может оказаться так, что ему придется все отстраивать заново.

– Вы пришли еще раз проверить Мэй? – спрашивает он.

– Нет, на этот раз с тобой поговорить.

– Да? И о чем же?

Я складываю руки перед собой.

– О веревке.

– Какой веревке?

– Той, на которой ты повесил Джошуа Бёрджеса. – Я ловлю его взгляд и не отпускаю. Наблюдаю, как он озадаченно хмурит лоб, а потом ошеломленно распахивает глаза. – Той самой, которую ты в ту ночь бросил Джонатану, чтобы он тебя вытащил из реки. Где она?

Сэм качает головой, но слишком быстро, слишком судорожно.

– Не знаю, о чем вы.

– На прошлой неделе я бы поверила в это без вопросов, но потом я увидела кружево.

Сэм не отвечает, и я делаю шаг к нему, показывая пальцем:

– У тебя в кармане.

Он замирает. Молчит.

– Мне оно напомнило рассказ Ребекки Фостер про то, как Джошуа Бёрджес оторвал с подола ее рубашки кружево, прежде чем ее изнасиловать. И подвязал им волосы.

Сэм с отвращением отдергивается, на лице у него гримаса ужаса.

– Это не… неужели вы…

– Нет, я не думаю, что ты имеешь какое-то отношение к тому, что случилось с Ребеккой. Но я думаю, что ты убил Бёрджеса. Просто не могу понять почему. Но с тем кружевом это наверняка связано, я уверена.

Я жду ответа Сэма. Я давно уже поняла, что если мужчина не хочет говорить, то и не будет. Но я вижу в нем это бурлящее стремление рассказать, объясниться. Он сжимает кулаки, разжимает снова. Скрежещет зубами. Раздраженно встряхивает головой. А я стою и жду, пока Сэм Дэвин борется с собой.

– Из-за Мэй, – говорит он наконец. – Бёрджес поймал ее одну на танцах в прошлом ноябре. Она вышла в уборную. Всего за несколько минут до того, как он устроил эту сцену с Ханной. Я не заметил. Слишком увлекся дракой. Не знал, что она вышла. Но когда мы выкинули Бёрджеса на снег,