И Филистион удалился вглубь библиотеки, ни разу не оглянувшись по пути. Гален по-прежнему стоял посреди зала, оглядывая полупустые полки древней Пергамской библиотеки и размышляя над словами Филистиона. Наконец он направился к выходу. Большая дверь была открыта, и в помещение свободно лился дневной свет. Он остановился на пороге, омываемый потоком солнечных лучей, поднял глаза к небу и зажмурился. Нужно добраться до Александрии, думал он, и побеседовать с Гераклианом. Нужно добыть у него, раз и навсегда, уговорами или силой, сочинения Герофила и Эрасистрата – те, что хранились у Нумизиана. Но кое в чем Филистион был прав. При Иссе решалось многое, если не все. Гален сделал глубокий вдох. Ни Нигер, ни Север даже не представляли себе, сколько всего стоит на кону. Империя была самой незначительной из этих вещей. Речь шла о том, сделает ли врачебная наука гигантский шаг вперед или будет топтаться на месте десятилетиями, а может, и веками. Правители так недальновидны… Неужели они искренне верят, что всегда будут здоровы? А потом, когда властитель сляжет от неведомой заразы, он призовет лекарей, тех самых ученых людей, которым годами ставил препоны, мешая исследовать, распространять знания, двигаться вперед. Лишь тогда властители все поймут, но будет поздно. Для них и для всех прочих.

Солнечный свет исчез.

Гален открыл глаза.

Небо покрылось облаками. Приближалась гроза.

А что там, под Иссом? Тоже непогода?

XLVII. Поражение императора

Равнина близ Исского залива, Киликия. Май 194 г. Конница Валериана и Лета

– Мы не пройдем, – повторил Валериан еще решительнее, чем в первый раз.

Он был готов дать приказ об отступлении и начать поиск другого пути, который привел бы его к замыкающему отряду врага. Но тут ему в спину уперлось что-то острое.

– Будем переходить реку здесь и сейчас, – сказал Лет ему на ухо.

Свистящий шепот был еле слышен сквозь грохот безудержно падающих вод. Но Валериан хорошо различил каждое слово и медленно повернул голову к своему помощнику.

– Ты рехнулся? – спросил он.

Но для Лета размышления и вопросы были уже в прошлом. А прошлого не воротишь. Валериан – предатель? Ну и пусть. Важно было одно: они потеряли много времени, а войску Севера очень нужен этот удар по замыкающему отряду Нигера. Прямо сейчас. Он слегка надавил на кинжал, острием приставленный к спине Валериана. Окружавшие их всадники не стали вмешиваться в ссору между начальниками: Лет заранее позаботился о том, чтобы рядом были только солдаты из паннонских легионов. Конников из Мезии, на которых мог положиться Валериан, было больше, но они ехали сзади.

– Ради всех богов, мы переправимся через реку, и ты, Валериан, поедешь первым, чтобы подать всем пример. Я буду за твоей спиной. И предупреждаю: либо ты начнешь переправу, либо я проткну тебя мечом. – Он обратился к одному из паннонских декурионов: – Отбери у него оружие.

Валериан против своей воли отдал спату декуриону, который всем своим видом показывал, что не намерен его слушать.

– Император узнает о твоем неповиновении, – сказал он Лету.

– Надеюсь, когда мы перейдем через эту проклятую реку и лес за ней, у нас еще будет император, которому ты сможешь пожаловаться. Если Север погибнет, я своей рукой отправлю тебя на тот свет вслед за ним.

Бросив на Лета яростный взгляд, Валериан решил прекратить разговор. К тому же его спина по-прежнему чувствовала прикосновение кинжала. Натянув поводья, он завел коня в бурный поток. Засунув кинжал под панцирь, Лет сделал то же самое. Несмотря на сильнейшее течение, вода скрыла лошадей лишь наполовину. Животные жалобно ржали. Придя в беспокойство от мощного напора, конь Валериана встал на дыбы, но всадник решительно дернул за узду, и четвероногое послушно продолжило путь, касаясь брюхом поверхности воды. Конь Лета заскользил было на камнях, но, почувствовав, как натягиваются поводья, уступил и, несмотря на сомнения, пошел через гневную реку, вздувшуюся от весенних дождей.

Остальные всадники – сперва люди Лета, затем десятки и сотни мезийских легионеров – последовали за начальниками. Лошади истошно ржали. Кое-кто падал. Люди и кони время от времени получали ранения, в том числе серьезные. Но большинство конников переправились через реку целыми и невредимыми, спеша за двумя начальниками, которые первыми выбрались на противоположный берег. С той стороны лес был не таким густым, по нему можно было двигаться не со скоростью черепахи, а чуть быстрее.

Преторий восточного войска римлян

– Там, – произнес Эмилиан, указывая пальцем в небо на западе, поверх вражеских легионов.

– Да… Тучи, – спокойно сказал Нигер; в руках он держал кубок, вновь полный вина. – Выпьем за нашу победу под дождем.

Он запрокинул голову и разразился хохотом.

Эмилиан улыбнулся, но не стал подзывать рабов, чтобы те наполнили кубок и ему. Поднялся ветер, предвестник грозы. Он дул с запада. Отходившие воины Севера скоро должны были получить подмогу в виде непогоды, если они собирались держаться и не хотели отступать в беспорядке. Эмилиан нахмурился, меряя взглядом темнеющий горизонт.

Наблюдательный холм императора Севера

Септимию Северу было холодно, он ощупывал свое тело, и вдруг понял, что в его одеждах что-то спрятано. Сунув руку под панцирь, он нашел в складках военной туники то, о чем совершенно позабыл: клочок папируса с запиской от жены, которую он получил ночью. «Ты не один. Элагабал поможет тебе». Вот что написала ему Юлия Домна. Он оглянулся. Над их головами были темные тучи, дул яростный, могучий, беспощадный ветер. За короткое время стало заметно холоднее. Начали падать крупные капли, немало досаждавшие, если повернуться к западу, туда, откуда шла гроза, и подставить лицо дождю.

Император с суровым видом обратился к Алексиану:

– Мы не станем бежать. Я уж точно не стану. Да, мы можем отступить под прикрытием конной гвардии и спрятаться в Византии, защищаемом несколькими легионами. Но я об этом даже не думаю. Империя не покорится отступающим. Давай, друг мой, мы лучше кинемся с нашими всадниками в гущу битвы. Ветер,