Гален помолчал, воскрешая в памяти тот давний случай: Филистион лечил женщину от бесплодия, кормя ее чуть ли не чистой сепией, которую та немедленно извергала обратно. Предварительно он получил от нее громадные деньги за лечение, которое должно было вестись согласно мудрым наставлениям Метродора. Как видно, все закончилось самым печальным образом.

– Это случилось давно, я был молод и горяч, – стал оправдываться Гален. – Каждый из нас хотел доказать, что он лучше других.

– Да, но ты сделал это в письменном виде, – возразил Филистион. Каждое его слово дышало злопамятством. – В комментариях ко Второй книге Гиппократа о заразных болезнях… если не ошибаюсь. Перед всяким, кто разворачивает ее, предстает не моя былая ошибка, а нечто злободневное, животрепещущее. Как по-твоему, почему я стал библиотекарем?

Гален ничего не ответил. Филистион продолжил:

– После этого никто не хотел у меня лечиться. Все бы забылось, если бы ты не обрушился на моего учителя в своем труде. Ты нанес удар по Метродору и одновременно прикончил меня. Может, ты достиг невиданных высот во врачебном деле, Гален, но ты дрянной человек.

Гален стер с лица улыбку. Ждать помощи от Филистиона не приходилось. Ни на что не надеясь, он тем не менее продолжил беседу: раз уж он добрался до Пергама, может быть, удастся что-нибудь выяснить?

– Ты знаешь, что я ищу.

– Догадываюсь. Но этих опасных книг здесь нет, – ответил Филистион с явным злорадством.

– Когда мы вместе учились, они были…

Филистион уселся на один из стульев:

– Зачем мне помогать тебе в поисках?

Видя, что взывать к старой дружбе бесполезно, Гален решил выложить все начистоту, не оставляя себе путей для отхода:

– Я врач нового императорского семейства. Если я скажу, что ты произвел рассечение кожи, несмотря на строжайший запрет, тебя схватят, и тогда тебе конец. Не как врачу или библиотекарю. Это будет конец твоей жизни.

Страшная угроза, казалось, не слишком подействовала на Филистиона. Он знал, что Гален страстно жаждет заполучить тайные книги. Тот не раз отправлял ему послания с просьбой прислать копии, Филистион же неизменно отказывался, утверждая, что боится за свою жизнь. Держать их при себе в течение долгого времени было бы неблагоразумно. А снятие копий требовало многодневной работы.

– Это не единственный римский император, – заметил он, к удивлению Галена. – Твой повелитель – Септимий Север, но Песценний Нигер сражается с ним за порфиру.

– Север одержал несколько побед. Он возьмет верх.

– А я в этом не так уверен. Нигер может быть кем угодно, но он хитер. Сейчас он делает вид, что отступает. Но отступает ли? Или он заготовил для Севера смертельную ловушку у Исса, близ Антиохии, в тех местах, где его могущество неоспоримо?

Гален вздохнул:

– Я пришел сюда не для того, чтобы рассуждать о замыслах полководцев.

– И зря. Книги, которые ты ищешь, забрал Гераклиан, возвращаясь в Александрию, вместе с сочинениями своего отца Нумизиана. Ты же знаешь: с тех пор как Рим стал властвовать над миром, нашу библиотеку постоянно обирают в пользу Александрийской. Гераклиан без труда убедил наместника в том, что самые ценные труды по врачебному делу должны храниться в Александрии.

– Гераклиан… – задумчиво протянул Гален. По всей видимости, Филистиан говорил правду. Но его тут же одолели сомнения. – Почему ты считаешь, что я должен вникать в замыслы Севера и Нигера, воюющих друг с другом?

Филистион вновь улыбнулся:

– Александрия – столица Египта, жители которого стоят за Нигера, а не за Севера. Твой драгоценный император должен добиться решающего успеха, иначе тебя, его врача, не очень-то захотят видеть в обширнейшей библиотеке империи, которая через несколько дней может целиком подчиниться Нигеру. Как ты думаешь? – Он встал. – Не могу сказать, что был рад тебя увидеть, но, зная, что ты не развернешь запретных свитков, я испытываю… удовольствие.

– Египет уже перешел на сторону Севера, – объявил Гален, не двигаясь с места.

Его собеседник перестал улыбаться.

– Даже если так, – Филистион опять уселся на стул, – египтяне будут держать нос по ветру. Все определит сражение, которое развернется под Иссом. И как бы ни повернулись дела…

Он замолк.

– Что произойдет в любом случае, как бы ни повернулись дела? – спросил Гален.

– Гераклиан не даст тебе запретных сочинений своего отца. – Филистион вновь просиял улыбкой. – Ты забыл, что унизил среди прочих Юлиана, нашего учителя и доброго друга?

Гален промолчал, вспоминая те события: Юлиан, врач, как и все они, вслед за Метродором неверно истолковал сочинения Гиппократа. Он, Гален, произнес несколько публичных речей, не оставив камня на камне от умозаключений Юлиана. Это продолжалось шесть дней подряд.

– То, что произошло в эти шесть дней, – не самое плохое. – Казалось, Филистион читает его мысли. – Хуже всего, что ты опять занес все на папирус, получивший свободное хождение. Не забыл?

– Для человека, презирающего меня, ты слишком хорошо помнишь мои книги.

– Я не презираю тебя как ученого. Ты проделал большую работу. Но высокомерие тебя сгубило.

Оба замолкли. Были слышны шаги юношей, проходивших мимо шкафов и читавших списки хранившихся там сочинений. Будущие врачи усердно овладевали своим ремеслом.

– Как бы то ни было… Ты ищешь книги, которые были у Нумизиана, а теперь оказались у его сына Гераклиана. Труды Герофила и Эрасистрата о рассечении человеческих тел. Ты считаешь их ценными, но врачи Марка Аврелия, сопровождавшие его в походе против маркоманов, доказали, что они никуда не годятся. Ты гонишься за призраком. Все это – пустой звук. Незачем вскрывать мертвецов и смотреть, что у них внутри. Они устроены по-другому, не так, как живые. Ты зашел в тупик.

– Марка Аврелия в том проклятом походе сопровождали безмозглые тупицы. Они не знали, что́ нужно искать. Сиятельный Марк Аврелий с тем же успехом мог разрешить вскрытие слепцам.

– Ах да, опять это твое тщеславие… – Филистион встал. – Лишь великий Гален прозревает все, лишь он один понимает то, что недоступно остальным.

– Ты завидуешь мне, как и остальные, как те, что отвернулись от меня во время того похода. Если бы я был там, если бы видел своими глазами… – И Гален негодующе добавил: – Ты же знаешь в глубине души, что неспособен понять эти книги, прочесть их так, как следует. А потому не можешь постичь их ценность.

– Может, и так, но я точно знаю, что они опасны и бесполезны для врача. Известно ли твоему