– Если бы мы бездействовали весь этот год, сиятельный, войско Нигера усилилось бы за счет парфянских воинов, посланных Вологезом Пятым.

Алексиан хотел показать, что замысел императора, даже если он оказался неудачным, выглядел вполне разумным и его ни в коем случае нельзя считать ошибкой.

– Возможно… – протянул Север, не отрывая взгляда от плоскогорья, где кипел бой. – Но так или иначе, сейчас мы терпим поражение на этой забытой богами равнине.

Стало ясно: случилась беда. Нигер отважился ввести в действие когорты третьей шеренги, совсем свежие, бросив их против вражеских частей второй шеренги. Новые легионеры отвоевали часть плоскогорья, ранее занятую войсками Севера, и заставили противника в беспорядке отступить. Дело шло к полному поражению паннонских и мезийских легионов. Центурионам с трудом удавалось держать строй, предотвращая бегство солдат, за которым последовали бы разгром и истребление. Север беспомощно взирал на поле боя.

– Выдвинуть вспомогательных в первую шеренгу, – велел он. Его приказ тут же передали в войска.

И Алексиан, и Север знали, что вспомогательные части не могли стать сколь-нибудь серьезным заслоном для наступавших когорт Нигера, составленных из опытных воинов. Но, возможно, их прибытие позволит паннонским и мезийским легионам перестроиться, упорядоченно отступить и ждать новых приказов – о возобновлении натиска или об окончательном отходе.

Север повернулся к мужу Месы:

– Алексиан, пошли гонца в наш главный лагерь. Пусть Юлия, твоя жена и дети немедленно направятся в Византий, под защиту легионов Геты и Цилона.

Побледневший Алексиан только теперь осознал, сколь беспримерным оказалось бедствие. Он подошел к одному из трибунов и заговорил с ним шепотом. Тот кивнул, отошел и тут же вернулся с папирусом, чернилами и палочкой для письма. Алексиан торопливо принялся за дело и вскоре вручил трибуну сложенный клочок папируса – письмо для Юлии и Месы. Никто, кроме них, не должен был узнать, как мрачно император смотрит на исход битвы; письменное послание позволяло сохранить тайну. Если бы легионеры узнали, что император отсылает жену и детей в Византий, это нанесло бы роковой удар по их боевому духу, и без того невысокому. Теперь готовиться к бегству следовало самому Северу и его приближенным; императору предстояло принять решение о том, куда они направятся. Как это ужасно, подумал Алексиан: ход войны поменялся всего за день!

Преторий восточного войска римлян

Песценний Нигер потребовал себе вина. Рабы принесли стол, расставили на нем золотые и серебряные кубки и отправились за лучшим вином, какое можно было найти в лагере. Эмилиан счел празднование несколько преждевременным, хотя солдаты Севера, несомненно, не выдерживали натиска, а кое-где открыто отступали. Пока что они держали строй, и это не давало противнику расправиться с ними. Но конец, казалось, был уже предопределен.

Невольники принесли кувшин и наполнили два кубка.

– Выпей со мной, – велел император, глядя на своего помощника.

Повинуясь приказу, Эмилиан взял второй кубок и поднял его, глядя на сиятельного Песценния Нигера.

– За Гая Песценния Нигера, императора и августа! – провозгласил он и поднес чашу к губам.

Сиятельный поправил его:

– Ты забыл слово «законного».

Нигер хотел сказать, что только он является императором по праву. Это слово – Justus – уже можно было видеть на множестве монет с его изображением.

– За Гая Песценния Нигера, законного императора и августа! – объявил Эмилиан.

Оба выпили. Император вновь перевел разговор на военные дела.

– Они отходят, – сказал он и протянул руку с кубком в сторону раба: «Налей».

Ранее он приказал вспомогательным войскам, а также когортам, отдыхавшим уже довольно продолжительное время, заменить когорты третьей шеренги и дать отпор вспомогательным частям Севера. Солдаты, пришедшие с берегов Данубия, стали понемногу отступать. Видя все это, Эмилиан наконец принялся мечтать о славном будущем. Какую должность он получит, если Нигер станет единственным императором? Может быть, префект претория? Нигер, конечно же, наберет себе новую гвардию.

Сам Нигер между тем сделал несколько шагов вперед, чтобы следить за ходом сражения, который полностью отвечал его интересам. Сделав еще один большой глоток, он улыбнулся и тихо пробормотал несколько слов, полных жажды мести и презрения:

– Север, ты не захотел разделить со мной высшую власть, так? Что ж, раздели печальную судьбу своих легионеров.

Нигер ни разу, ни на миг не задумался о том, чем все это может обернуться для Мерулы и его сыновей. Его первостепенной заботой было другое.

Конница Валериана и Лета

– Что это за звук? – негромко спросил Валериан и поднял руку, останавливая свой отряд.

То, что они услышали, походило на шумное, частое бормотание.

– Журчание воды, – сказал Лет.

Валериан опустил руку, и всадники продолжили медленно двигаться по густому лесу, натягивая поводья своих лошадей. Вскоре деревья расступились, и они оказались на берегу бурной реки. Не очень широкой – но никто не знал, какова ее глубина, а течение было сильным. Те же горные потоки, которые помогли Северу и его людям несколько недель назад, смыв укрепления Нигера на перевалах Тавра, теперь, казалось, заключили союз с наместником Сирии, став преградой для конницы.

– Но… откуда столько воды? – недоуменно спросил Валериан.

– Это ручей, который мы перешли вброд, вступая в лес, – объяснил Лет уверенным и в то же время недовольным голосом. – Несколькими милями выше по течению он был узким, спокойным, неглубоким, и мы пересекли его без труда. Здесь же он яростно пробивает себе дорогу между скал. Я не думал, что мы вновь выйдем к нему и, тем более, что он окажется таким бурным. Перейти его в этом месте будет нелегко.

– Мы не сможем его перейти, – отрезал Валериан.

Он был прав. Последняя надежда Севера на перелом хода битвы, похоже, растворилась в этом белопенном потоке, остервенело прорезавшем скалы: препятствие столь же неожиданное, сколь и непреодолимое.

Главный лагерь Севера, в двух милях к западу от места сражения

Юлия прочитала послание, привезенное всадником с поля боя. Тот выглядел встревоженным, так как уже знал, что дела идут не лучшим образом. Императрица поняла все по его лицу, но тем не менее внимательно просмотрела записку.

– Что там? Известно ли, как разворачивается сражение? – спросила Меса, увидев, что взгляд сестры стал суровым и напряженным. – Как Алексиан? И Север?

– Они говорят, что наши отступают. Кажется, это написано рукой Алексиана, но тебе лучше знать.

Юлия протянула ей папирус. Меса быстро пробежала глазами его содержимое.

– Да, так всегда пишет Алексиан, – подтвердила она. – Во всяком случае, с ними все хорошо. Они живы, – добавила она, желая сказать хоть что-нибудь ободряющее, обрадовать сестру, несмотря на надвигавшуюся беду. – Но он хочет, чтобы мы укрылись