Я сначала не осознаю, почему она бросает вопросительный взгляд через плечо. Но как только я вхожу, стряхнув грязь с ботинок, то вижу, что у огня сидит мужчина. Он молодой и красивый, и в руках у него сверток.

Сверток ворочается, потом издает храп, и я понимаю, что это он Шарлотту держит.

Сара открывает рот, чтобы объяснить, но мне некогда.

– Мне нужна твоя помощь. Пожалуйста.

– Заходите, – говорит она. – Рассказывайте. Помогу чем могу.

Я надеюсь, она это искренне говорит, потому что, когда я подхожу к огню и откидываю плащ, демонстрируя, что держу младенца, она охает от удивления. И мужчина тоже, хотя он успевает еще и крепкое словечко отпустить. А потом смущенно прикрывает ладонью ухо Шарлотты и повторяет это словечко еще раз. Теперь шепотом.

– Она родилась почти три часа назад и ничего не ела. У тебя все еще довольно молока на двоих?

Благослови Боже Сару Уайт и да будут прокляты те, кто еще скажет про нее хоть одно дурное слово, потому что она немедленно садится в свободное кресло и начинает расстегивать блузу.

Я смотрю на мужчину, потом опять на Сару.

– Э-э-э, может, ему лучше…

Она смеется.

– Поздно блюсти пристойность, мистрис Баллард. Он уже все видел. – Сара берет ребенка и улыбается так, будто ей предложили подарок, а не бремя. – Это отец Шарлотты, Генри Уоррен. Я же говорила вам, что он за нами вернется.

Вот как.

Надо мне присесть.

Я опускаюсь на стул у очага и смотрю на него разинув рот. Тем временем Сара подносит ребенка к груди. Просто удивительно, насколько яростно девочка хватает сосок. Она сосет, булькает, теряет сосок. Кричит. Хочет есть. Сердито машет крошечным кулачком. Потом снова находит сосок и продолжает отчаянно работать маленьким ротиком, а Сара умело поправляет и ребенка, и грудь, чтобы было удобнее. Она покачивает малышку, успокаивает ее. Нежно поглаживает пальцем маленькое ухо и висок. И все это время Генри глядит на нее так завороженно, будто это его ребенка Сара кормит, а не чужого.

– Имя у нее есть? – спрашивает Сара.

Я качаю головой.

Она смотрит на меня из-под длинных темных ресниц, и я вижу, как крутятся мысли у нее в голове.

– А мать у нее есть?

Я снова качаю головой.

– Понятно. Так что, мне нужно ее оставить?

– Ровно настолько, насколько ты готова. Я, честно говоря, спешила ее хоть как-то накормить, а о том, что будет дальше, пока не думала. Но я что-нибудь придумаю, обещаю.

– Я только рада вам помочь, мистрис Баллард. Это самое меньшее, что я могу сделать, если учесть все, что вы сделали для меня.

– Спасибо.

Я вздыхаю, откидываюсь на спинку стула и на секунду закрываю глаза, ощущая, как тело мое впитывает тепло от очага. Когда я снова открываю глаза, то замечаю, что молодой человек теперь уставился на меня.

– Простите, я не представилась. Я Марта Баллард, повитуха. И друг Сары.

Я протягиваю руку, и он ее принимает.

– Я так и понял. Я майор Генри Уоррен, жених Сары.

Я потрясенно смотрю на Сару.

– Он сделал мне предложение сегодня вечером. Вошел в дом и спросил. Мы собираемся завтра повесить уведомление, а пожениться не позднее чем через месяц. – Сара почти что снисходительно улыбается мне. – Я знаю, что вы мне не верили. Никто не верил. Все думали, что я дура. Но они не знают Генри. Он обещал, и я ему поверила.

У меня в голове такая сумятица, словно через нее табун лошадей проскакал. Столько всего нужно понять и обдумать. Но прежде, чем задумываться над тем, что любовник Сары за ней вернулся, мне нужно выяснить кое-что еще.

Я поворачиваюсь к Генри:

– Вы знаете человека по имени Джозеф Норт?

– Он ведь судья в этом городе?

– Да.

– Я слышал его имя, но никогда с ним не встречался.

– А он утверждает иное.

Я этого Генри Уоррена знаю не больше, чем латынь. Или китайский. Но мне нравится, как он встревоженно хмурится и крепче прижимает Шарлотту к себе.

– Что вы имеете в виду?

– Судью Джозефа Норта обвинили в том, что он изнасиловал женщину в этом городе вечером десятого августа прошлого года, а он заявил под присягой, что был в это время с вами.

– Десятого августа я был в трех сотнях миль отсюда. Как и большую часть последнего года. Вплоть до декабря, когда нас перевели в Форт-Галифакс. В таверне сейчас два десятка человек, которые могут это подтвердить.

Я обдумываю это. Киваю.

– Я должна была спросить, – говорю я ему.

Генри, похоже, ничуть не обижен.

– Я не ожидал бы ничего другого от человека, который дружит с Сарой. Но мне не нравится, что он использовал меня как алиби. Я готов написать в суд и заявить, что он солгал.

– Суд уже закончился, и Норта оправдали.

– Мне все равно. Не хочу, чтобы меня втягивали в его дела. К кому мне с этим обратиться? Я хочу сделать официальное заявление.

– К Сету Паркеру, но это мы потом обсудим. Спасибо. – С этим мы разобрались, но у меня к нему еще один вопрос. – Вы знали про Шарлотту?

– Нет. Но я, э-э-э, знал, что может быть ребенок. Мне надо было дослужить свой срок в ополчении, на это у меня и ушло столько времени. Я все устроил для нашей жизни здесь, в Хэллоуэлле.

Сара сияет.

– Он купил лавку Коулмана!

– Так это вы человек из Бостона?

– Я. Думал, что там нам и придется жить, но мой дедушка в прошлом году умер и оставил мне кое-какое наследство. Поэтому у меня появилась возможность переехать сюда.

Когда я пересказала Сэмюэлу Коулману сюжет «Эммелины» Шарлотты Тернер Смит, он посмеялся. Сказал, что это похоже на фантазию. Но вот передо мной женщина, которая сделала то же, что персонаж книги. Сара жила на задворках общества, но она сама выбрала свой жизненный путь. Нашла любовь там, где хотела. И ведь, скорее всего, в результате будет богата и счастлива! Не могу дождаться, когда расскажу Коулману, насколько на самом деле реалистичен сюжет романа.

Меня переполняют одновременно и радость и усталость. Как будто я свеча, нависшая над открытым огнем, и мой фитиль горит с обоих концов. У меня почти не осталось сил, и я чувствую, как в голове все туманится. Пора домой.

– Марта?

– Да?

Сара кивает в сторону девочки. Она напилась досыта и отвалилась от груди. Уснула. Рот у нее открыт, из уголка капает молоко.

– Как мне ее назвать?

Я улыбаюсь.

– По-моему, Эммелина отличное имя.

Мост через Милл-Брук

Когда я перевожу Брута на галоп, уже почти пять утра. Я слишком устала, чтобы ехать так быстро, но мне уже хочется только одного: оказаться в собственной постели, где меня ждут собственная подушка и мягкое потертое стеганое одеяло. До дома осталось всего чуть-чуть, нервы у меня все еще напряжены. Я переезжаю мост, сворачиваю по боковой дороге на запад и снова понукаю Брута, чтоб ехал быстрее. Но через четверть мили на дорогу перед нами вылетает живая тень. Буря! Глаза ее пылают в темноте янтарным пламенем, она предупреждает о своем появлении яростным лаем, и Брут подается назад так, что отрывает от земли передние копыта. Это его движение застает меня врасплох, но не настолько, чтобы я упала.

При свете луны я вижу, как Буря глядит на меня в упор. Я вижу в ней страх, желание о чем-то