что река теряется в болотах, Игорь повернул полки на северо-восток, держа направление на синеющую впереди гряду.
В одном месте русичам пришлось обходить овраг, в другом – поросший колючими зарослями холм.
Когда полки вышли на охваченную солнцем равнину, далеко впереди замаячили конные отряды половцев с треугольными красными знамёнами. Ветер доносил воинственный клич степняков.
Игорь выстроил войско длинными шеренгами, укрыв лучников за щитоносцами. Позади располагались охранением конные ковуи, которые стерегли лошадей и пленённых половчанок.
Половецкая конница стремительно накатывалась. Тяжёлые стрелы дождём застучали по червлёным щитам русичей.
В то время как передовые сотни половецких конников были уже совсем рядом от русских ратников, вдали, словно из-под земли, вырастали всё новые конные дружины степняков, набиравшие разгон для атаки. За этим конным валом, катившимся с топотом и храпом, уже скапливался другой конный вал, сверкая наконечниками копий и изогнутыми клинками сабель.
Князья тревожно переговариваются.
Куда ни глянь – всюду конные степняки. Хоть и пришли сюда русичи немалым числом, но как совладать с такой несметной силой?
Всеволод негромко чертыхался, озираясь вокруг. Игорь был бледен, то и дело поглаживая шрам над бровью.
– Вся земля Половецкая тут, – промолвил он. – Коль на каждого степняка по стреле – стрел не хватит!
Навалилась степная конница на русский строй и отхлынула, на копья напоровшись. Подлетели на всём скаку новые отряды степных наездников, сотрясая воздух воем и визгом, сыпля стрелами. И опять откатились, оставив в траве бугорки неподвижных тел.
Видя, что в лоб русичей не взять, ханы стали окружать Игорево войско, норовя рассечь его с флангов.
Рвутся половцы к княжескому стягу. Хватаются руками за русские копья, нацеленные на них, топчут конями своих же раненых.
У русичей перед глазами мелькают скуластые лица, плоские половецкие шлемы, островерхие аварские и хазарские с перьями…
Упадёт с коня один степняк, а на его месте уже два других размахивают саблями или мечут дротики в самую гущу русских ратников. Бьются на земле раненые лошади. Грудами лежат убитые. Иной половец руку в сече потеряет, но продолжает сражаться, истекая кровью. Иному русичу стрелой глаз выбьет, а он не покидает строй, лишь крикнет стоящему позади него, чтоб выдернул стрелу из кровоточащей глазницы.
Весь день бились без роздыху. Половцев, как комаров на болоте, не убывает. Хоть и немало посекли их русичи, но толпы степняков всё надвигаются и надвигаются со всех сторон. Обступили поганые русские полки и стараются одолеть их своим множеством.
Игорю рассекли саблей правую руку до кости. Жужа разорвала на ленты чью-то исподнюю рубаху, перевязала рану. Мадьярка ни на шаг не отходит от Игоря, прикрывая его своим щитом.
Князя оберегала, а сама не убереглась. Прилетела калёная половецкая стрела и пробила навылет нежную женскую шею. Подкосились стройные ножки, и упала темноокая молодица на примятую траву рядом с другими воинами, поверженными в битве.
Свечерело, но сеча продолжалась.
Половцы спешились и давят на русичей всей массой. Ханы надеялись, что изнемогут русичи от усталости, жажды и ран, начнут в плен сдаваться. Однако и ночью продолжали греметь мечи о шеломы, с треском ломались копья о щиты, со свистом пролетали стрелы…
Тают половецкие сотни. Всё больше убитых в русских полках. Тяжёлый запах крови витает над полем сражения.
К утру не осталось сил у степняков. Отступили ханы к своим становищам, ужасаясь понесённым потерям.
Русским ратникам отступать было некуда. Тут же, где бились, среди тел порубленных, падали они, мёртвым сном засыпая. Страшное то было зрелище. Живые лежат вперемежку с мёртвыми: и те и другие в крови. И только стоны раненых и умирающих нарушают вдруг свалившуюся на это побоище чуткую рассветную тишину.
Вышеслав, шатаясь, брёл среди окровавленных тел, сражённых смертью и усталостью, искал, где бы прилечь, и не мог найти ни клочка земли, не занятой спящими и убитыми в сече. Не имея сил продолжать поиски, Вышеслав рухнул на тушу мёртвого коня и провалился в сон, как в чёрный глубокий колодец.
Спящего Игоря растолкал Всеволод.
Игорь взглянул на брата ничего не выражающим взглядом и хотел снова завалиться на бок рядом с бездыханной мадьяркой, но Всеволод опять встряхнул его:
– Слышишь, брат, поганые зашевелились. Похоже, опять к сече изготовляются. Надо бы полки поднимать.
Игорь с трудом поднялся на одервеневшие ноги и охнул от боли, схватившись за раненую руку. Всеволод заботливо поддержал брата за плечи.
Перешагивая через тела спящих вповалку дружинников, Игорь отыскал среди них рыжего Ельшу, спавшего в обнимку с медной трубой, изогнутой на манер турьего рога. Однако, как ни старался Игорь разбудить трубача, тот никак не просыпался.
Тогда Всеволод, отняв у спящего Ельши трубу, поднёс её к губам – и над полем прокатился звонкий трубный глас.
С другого конца усеянной телами равнины откликнулась другая труба, за нею третья… Подъём!.. Внимание!.. К оружию!.. Гудят сигналы один за другим.
Ратники стали просыпаться, зашевелились живые среди мёртвых.
Тут и там поднимались полотнища знамён, подле которых выстраивались шеренгами русичи, уцелевшие после вчерашнего сражения и ночной сечи.
Глядя на густые отряды своих воинов, Игорь приободрился. Он потребовал себе коня, желая объехать полки, похвалить ратников за стойкость.
Ему подвели чалого жеребца с длинной гривой.
Игорь нахмурился:
– Это не мой конь! Где мой?
Конюх растерянно хлопал глазами. Как сказать князю, что лошади, истомлённые жаждой, ещё вчера вечером вырвались из кольца охранявших их ковуев и умчались к реке. По всей видимости, и княжеский арабский скакун ускакал вместе со всем табуном.
Конюха выручил гридничий Вышата, который сообщил Игорю, что сбежал Ольстин со своими дружинниками, захватив лучших лошадей.
Игорь сверкнул глазами.
– Коль ты это видел, почто не задержал изменника?
– Ольстин со своими ковуями погнал поганых, которые норовили отбить своих пленных, – ответил Вышата. – Было это уже ночью. Половцев прогнали. Ковуи вернулись обратно, но Ольстина с ними не было. Военачальник ковуев сказал мне, что Ольстин и его люди отстали, так как стали ловить наших разбежавшихся лошадей. Наши дозорные видели вдалеке Ольстиновых гридней вскоре после этого, токмо направлялись они не к войску, а к реке.
– Хитёр Ольстин, – усмехнулся Всеволод. – Знал, в какую сторону вернее податься. Не на север пошёл и не к востоку, а за реку – на юг. За рекой-то поганых нет, ибо не думают ханы, что мы в ту сторону двинем. За рекой сделал петлю по оврагам да увалам, чтобы половецкие дозоры миновать, и смело двигай к русским рубежам. Хитрый лис этот Ольстин!
– Тогда и мы к реке будем пробиваться, – заявил Игорь, почувствовав, что изнемогает от жажды, – но