которых можно побить кнутом. Манна много рассказывал о жизни в Лахоре, но об этом никогда не упоминал. А почему?
Я переглядываюсь с Джавахаром. У него встревоженный вид.
Манна опускает черпак в пузатый горшок на углу улицы и наливает нам с Джавахаром прохладной воды попить и помыть руки. В Лахоре он как будто добрее, чем в Гуджранвале.
– Наш Саркар поставил такие горшки на каждой улице. Хотел, чтобы никто в его городе не страдал от жажды.
Я жадно пью, полная благодарности. Этот Саркар прямо-таки идеальный правитель.
– Эх, если б их еще наполняли вином вместо воды! – шутит Манна и ждет, пока мы не засмеемся вместе с ним.
* * *
Мы идем пешком – Манна сказал, что мы слишком много съели и на телегу денег нет. С каждым шагом узел кажется мне все тяжелее. Перемычки сандалий больно врезаются в ноги. Но мне так интересно, что я не обращаю внимания на неудобство. Этот город как сон, в нем можно блуждать сотню лет, а Манна охотно все показывает и рассказывает.
– Это Барудхана Масджид – ее можно принять за мечеть, но на самом деле тут арсенал. Так уж устроен Лахор: здесь все не то, чем кажется. За этими стенами сады Шалимар – четыреста фонтанов и целый лакх цветов. Простых людей туда не пускают, но я вас как-нибудь свожу.
Я ему верю, хоть и знаю, что не стоит.
– Видите вон те яркие здания с балконами и оградой с железными шипами? Это хавели придворных. Вон тот большой с узорчатыми фризами и великолепной резной крышей принадлежит визирю Дхиану Сингху, самому могущественному человеку в государстве – ну, после Саркара, конечно. А вон, смотрите, ворота Шеранвала Дарваза! Живые львы в клетках по обеим сторонам напоминают всем, кто входит в город, что наш Саркар – лев Пенджаба.
Над нами нависает форт; в закатном свете он кажется розовым. Он массивный, великолепный и ошеломляющий. Освещают его сотни масляных ламп дийя, мерцающие, словно звезды в небесах, а над ними вздымается тонкий минарет, увенчанный полумесяцем. Сердце у меня щемит, хоть я и не знаю почему.
– Бадшахи-Кила, – говорит Манна.
– Это там ты живешь? – взволнованно спрашивает Джавахар.
Манна кивает. Он почему-то затих.
Перед нами ворота. Ведущие к ним ступени такие широкие, что я бы не поверила, если бы мне их описали.
– Хатхи-Паер Дарваза, – говорит Манна.
– Почему ворота такие большие?
Мое невежество заставляет отца недовольно морщиться.
– В праздничные дни семья правителя проезжает тут на слонах.
Я воображаю, как слоны, раскрашенные кумкумом[33] и накрытые шелками, величественно спускаются по лестнице, а их сопровождают барабанщики и девушки с цветами. Толпа возле дворца разражается приветственными криками. На первом слоне Саркар. Я никогда не видела его изображения, поэтому придумываю внешность сама: махараджа высокий и мускулистый, с пышными черными усами, на голове сверкающий тюрбан, расшитый золотом, над головой вскинут обнаженный меч… Нет, это мирная процессия, и я заменяю меч на украшенный самоцветами скипетр.
– Хватит глазеть. Нам надо войти в боковую дверь, пока килу не закрыли на ночь.
Я иду за ним, все еще завороженная зрелищем. Вход сторожат суровые бородатые мужчины в форме и высоких тюрбанах. Ружья они держат наготове. Стражники мрачно указывают на нас с Джавахаром. Манна униженно кланяется и начинает объяснять. Наконец нам разрешают пройти.
Я вижу сбоку огромный сад с красными цветами и чувствую незнакомый сладкий запах. Рискуя вызвать неудовольствие Манны, я спрашиваю, что это за цветы.
– Розы. Наш Саркар их любит, прямо как Великие Моголы. Хватит уже спрашивать!
Почему Манна так злится? Я бросаю взгляд на Джавахара. Брат хмурится, и это вызывает у меня тревогу.
Перед нами высятся величественные здания. Манна их называет, но слишком поспешно. Мечеть Жемчужины с тремя куполами. Диван-и-Аам, где Саркар встречается с простолюдинами. Диван-и-Хас, куда простолюдинов не пускают. Шиш-Махал, украшенный бессчетным количеством кристаллов. Зенана, где за занавешенными окнами живут супруги и наложницы правителя.
Быстрое перечисление сбивает меня с толку. Ладно, неважно: все равно мне ни в одно из этих зданий не попасть.
Пройдя мимо построек, мы выходим на большой луг, освещенный только кострами, пламя которых мерцает по краям. Здешний запах мне знаком: тут пахнет дерьмом. Длинные ряды конюшен, помещение для слонов, откуда слышится их мягкое пофыркивание. Выше комнаты для конюхов и погонщиков слонов.
Куда мы идем?
На дальнем краю комплекса для животных мы сворачиваем в проулок, откуда доносится лихорадочный лай. Псы так бьются об ограды своих загонов, что деревянные стенки дрожат. Наверное, собаки большие и очень сильные. Я пытаюсь попятиться, но Манна громко свистит, и животные затихают.
Мы останавливаемся перед обветшавшей хижиной с низкой крышей, которая почернела от сажи. Лачуга даже меньше нашего дома в Гуджранвале. Неужели Манна вот тут и живет?
Теперь я понимаю, почему он злился. Фантазия, которую он создавал для нас все эти годы, вот-вот разрушится.
Манна распахивает дверь. Нас встречает тошнотворный запах.
– Вот мы и дома, – говорит он с ухмылкой, которая больше похожа на гримасу.
Глава 4
Лачуга
На полу кладовки, где хранятся всякие мелочи, я лежу на тонкой подстилке, сквозь которую в спину впиваются камни. Рядом со мной Джавахар, но в темноте я вижу только его сердитый силуэт. В кладовке жарко, но голову брат накрыл одеялом: Манна намекнул, что здесь водятся тараканы. Отец показал нам самое главное – комнату с единственной кроватью, на которой спит он сам, нужник на улице и место во дворе, где готовить еду, – а потом сразу ушел, сказав, что ему надо проверить собак.
– Наверняка пошел пьянствовать с другими дрессировщиками, – язвительно бурчит из-под одеяла Джавахар. – На это, небось, его заработки и уходят. Вот почему он живет в такой дыре. Столько лет он нам рассказывал сказки про то, что Саркар его личный друг, а на самом деле он просто убирает собачье дерьмо. Лучше бы мы остались в деревне. Там у меня хоть были кровать и свежий воздух.
Я не готова так сразу отвергать Лахор. Да, меня поразила ложь Манны, но я чувствую, что вокруг еще полно тайн. Даже сходить к колодцу у конюшен и набрать воды оказалось настоящим приключением. Обратно я шла сквозь тьму, полную тихого всхрапывания и иногда ржания. Схожу завтра к лошадям. Может, конюхи разрешат мне погладить хоть одну. Будет потом что вспомнить: я трогала лошадь, которая принадлежит Саркару.
* * *
Просыпаюсь я оттого, что Манна насвистывает веселую мелодию. У