* * *

Утром Манна заявляет:

– Везти двоих детей в Лахор слишком дорого. Возьму только Джиндан.

Биджи не просто расстроена, я замечаю у нее на лице что-то новое. Страх. Она умоляет, потом кричит, но Манна не уступает.

Биджи прижимает меня к себе.

– Тогда возьми Джавахара.

Манна дергает меня за руку:

– Ну же, бития, пошли, телега до города скоро отправится.

Я смотрю на брата. Глаза у него как у побитой собаки.

– Не пойду.

– Что-что ты сказала? – ревет Манна.

У меня сводит живот от ужаса. Рука у Манны тяжелая, и, когда он злится, это особенно заметно. Но я повторяю:

– Если не возьмешь Джавахара, я не пойду.

Он выкручивает мне ухо:

– Непослушная, неблагодарная девчонка! Я сказал – пойдешь!

Я охаю от боли, но плакать отказываюсь. Биджи, выругавшись, пытается оттащить меня в сторону. Джавахар ловит Манну за руки и умоляет перестать. Манна отшвыривает его, хватает меня за плечи и трясет. Перед глазами у меня пляшут огоньки. Я заставляю себя обмякнуть и падаю на пол.

– Придется тебе волочить меня всю дорогу до Лахора.

Манна в ярости заносит ногу, собираясь пнуть меня в живот – однажды он так сделал с Джавахаром.

– Стой! – кричит Биджи. – Она уже женщина, ты повредишь ее детородные органы!

Манна вдруг смеется.

– Да ты с характером, девочка, спору нет. На меня похожа. Ну ладно, может, и к лучшему. Тогда идемте оба. Берите вещи. Из-за всей этой нервотрепки до базара придется бежать бегом.

Дорога в Лахор ухабистая. Телегу тянут быки, и ее сильно трясет. Манна сэкономил на проезде – договорился, чтобы нас устроили между корзинами плодов хлебного дерева. Сам он сидит спереди, беседует с возницей – с чужими людьми он всегда очень мил.

Джавахар ничего не говорит. Но потом, когда никто не видит, он приобнимает меня за плечи.

* * *

Когда мы наконец добираемся до Лахора после многочасовой тряски, Манна надевает нарядный тюрбан и расчесывает бороду. Здесь он держится по-другому, намного прямее. Больше он не похож на деревенщину, на человека, который вовсю рыгает, пукает и плюет где хочет у нас во дворе.

Ближе к вечеру мы входим в окруженный стенами город через огромные каменные ворота – никогда не видела ничего настолько большого.

– Это Масти Дарваза, – объясняет Манна. – У Лахора двенадцать таких ворот, и все они стоят уже сотни лет. Видите солдат на крепостной стене в нарядных желтых куртках? Видите их мушкеты-торадары? Саркар выдает оружие всем мужчинам, которые поступают к нему на службу. Поэтому у нас самый безопасный город во всей стране. Когда я только сюда прибыл, чуть не вступил в армию.

Я слышу, как он печально вздыхает. На секунду я вижу юношу, которым Манна когда-то был, перебравшись в столицу со своими мечтами о будущем.

Мы идем через базар Моти, потом по узкой улице, где у домов балконы с фризами, а на первых этажах сплошь лавочки. На улице толпа народу. Многие в курта-паджамах[28], тюрбанах и фесках, но есть и краснолицые[29] в европейских штанах и куртках.

– Французские солдаты, – объясняет Манна. – А вон те низкорослые и косоглазые – это гуркхи с гор. Саркар берет в армию всех, кроме британцев: им он не доверяет. И правильно, по-моему.

В Лахоре я понимаю, что до сих пор ничего в жизни не видела. Я глазею на товары в лавочках. Элегантные покрывала и камизы ярких цветов, вышитые туфли-джути, которые мне сразу отчаянно хочется заполучить, поскольку я выросла из своих сандалий и они мне жмут. Шали, стеганые одеяла, свертки атласа, настенные гобелены, кружевные покрывала, подушки, похожие на облачка, украшения, специи, духи, кубки, инкрустированные сверкающими камнями, тонкие блестящие трубки кальянов, шелковистые ковры, в которых, если бы мне позволили на них ступить, ноги наверняка утонули бы до лодыжек.

И еда. Горы самос и бхатур[30], в горшках готовятся алу сабзи и острый горох, разноцветные сласти разложены на блюдах таких размеров, что я могла бы на них свернуться калачиком, на вертелах над огнем жарятся кебабы. У меня полон рот слюны. Мне хочется сказать Манне, что я ужасно проголодалась, но все его благоволение истрачено на мое утреннее упрямство.

Мне все равно. Ради Джавахара я бы и опять так поступила. Я беру брата за руку, и мы вместе неотрывно смотрим на этот волшебный город, наполненный недосягаемыми для нас богатствами.

* * *

Из-за угла вылетает всадник с усами, одетый в ярко-синие шелка. Он мчится во весь опор и чуть не сбивает меня с ног.

– Ты слепая, что ли? – кричит он. – Ума не хватает отойти с дороги! О Аллах, эти бевакуф, деревенские простофили!

Джавахар нервно отпрыгивает, а вот я в основном злюсь.

– Сам ты бевакуф! – кричу я вслед уезжающему всаднику и машу кулаком. – Несешься по улице и не смотришь, кого можешь задавить!

– Помолчи, – велит мне Манна. – А то еще вляпаешься в проблемы. – Но он на самом деле не сердится. Лахор поднял ему настроение. – Пошли, куплю вам бирияни[31].

Я стою рядом с Джавахаром возле крошечного лотка и пальцами ем горячий острый рис и кусочки мяса из сложенного чашей листа. Я тщательно слежу за тем, как ест Манна, и копирую его манеры – не хочу опозорить отца. Мясо такое нежное, что тает у меня во рту. По-моему, ничего вкуснее я в жизни не ела. Мне хочется спросить Джавахара, согласен ли он с моим мнением, но брат целиком погрузился в еду: методично двигает челюстями, глаза затуманило от удовольствия. Потревожить его было бы святотатством.

Манна ест спокойно и элегантно, стараясь не испачкать бороду, которая здесь кажется более гладкой и блестящей, чем дома. Он обменивается любезностями с поваром – тот, похоже, его хорошо знает.

– О, ты привез из деревни своих бета[32] и бети.

– Да, пора им взглянуть на мир.

– Ну, наш прекрасный Лахор для этого подходит лучше всего. Мальчику найдешь работу?

– Да, так и собираюсь поступить. Ты же знаешь, шайтан найдет дело для ленивых рук.

– Это точно. А девочке?

– Ну нет, девочки в нашем роду не работают.

Повар одобрительно кивает.

– А как дела у собак?

– Скоро выясню. Надеюсь, мои помощники хорошо за ними смотрели, а то получат кнута.

– Хочу в следующей жизни переродиться одной из этих собак. Что за жизнь!

Оказывается, у моего отца есть собаки, которые живут настолько хорошо, что это вызывает зависть! Удивительно. И еще у него есть помощники,