– Смотри не дай себя облапошить. Скажи им, чей ты сын.

– Он и правда считает, что лавочникам есть дело до дрессировщика собак? – фыркает Джавахар, когда Манна уходит. Я тоже хочу пойти, но брат говорит: – Погоди, лучше я сначала осмотрюсь и проверю, что тут как.

Я остаюсь одна – подметаю комнату, проветриваю ее, свернув мешковину, которой занавешено узкое окно, а потом встревоженно шагаю взад-вперед, дожидаясь брата. Вдали слышен резкий крик павлинов, и мне кажется, будто они что-то спрашивают, о чем-то предупреждают: «Кья, кья, кья?»

Джавахар возвращается весь взмокший и с победой. Он тащит мешки и свертки, а на голове у него арбуз. Теперь братишка тоже повеселел и рассказывает мне, какой базар огромный, сколько там невиданной еды. Джавахар отламывает мне большую золотисто-коричневую плитку джаггери[34] – он знает, что я люблю сладкое. Арбуз мы опускаем в ведро с водой, чтобы остыл к обеду. Джавахар разжигает чулху на заднем дворе и помогает мне резать овощи. В деревне он сказал бы, что это работа для женщин.

Мы готовим обед, которого не постыдилась бы и Биджи. Манна довольно кивает, пока ест кадхи-чавал[35] и алу сабзи. Арбуз он одобряет – сочный и сладкий; значит, у Джавахара острый глаз. Но когда я спрашиваю, нельзя ли нам сходить посмотреть на животных, Манна качает головой:

– Здешние конюхи – буйные шалопаи. Не дело вам с ними водиться. Не хочу, чтобы они отпускали на твой счет грязные шуточки или чтобы Джавахар учился у них плохому. Со двора ни шагу оба, пока меня нет. Даже за водой не вздумайте ходить. Если кто-то придет, заприте дверь на засов. Если узнаю, что не послушались, поколочу вас так, что надолго запомните, – добавляет он грозно.

После угроз настроение у Манны улучшается. Он рассказывает, что через пару недель будет большая охота. В ней примут участие три крупных пенджабских клана. Нужно, чтобы собаки и лошади Саркара показали себя лучше, чем животные соперников. Придется много работать.

– Вернусь я поздно. Поем с другими дрессировщиками. Заканчивайте ужин и ложитесь спать. Хотел бы я целыми днями валяться дома, как вы! Обязательно погасите лампу, как только поедите. Масло не дождь, с неба не льется.

Как только Манна уходит, Джавахар его передразнивает:

– Если узнаю, что не послу-у-ушались… Ну так он и не узнает. Я пошел осматривать город.

Я хватаю брата за руку. Ни за что не пропущу еще одно приключение.

– Я с тобой!

Джавахар качает головой.

– Мальчику выбраться легко – в крепости много мальчишек работает, на меня среди них не обратят внимания. А вот девочку все заметят.

– Зато двух мальчиков не заметят, – возражаю я.

Джавахар мгновенно понимает мою мысль и отвечает мне ухмылкой:

– Тогда давай быстрее. Хорошо, что ты до сих пор тощая. Смотри, я сберег несколько монет из тех, что мне дал Манна. Угощу тебя чем-нибудь.

Я иду в кладовку, туго заматываю грудь дупаттой и надеваю курту и штаны, из которых Джавахар почти вырос. Он завязывает мне волосы в узел на макушке, прячет их под тюрбан и уверяет, что из меня получился отличный мальчик. Мы идем по крепости, и никто не обращает на нас внимания.

А дальше начинается сплошной восторг. Джавахар всё разузнал, когда ходил на базар, и теперь водит меня от одной достопримечательности к другой: площадь, куда дрессировщики приводят обезьян, сверкающие драгоценностями лавки на базаре Анкаали, огромная пушка Зам-Замме, которая блестит как новая, хотя много лет стоит на открытом воздухе. Продавец, у которого мы покупаем джалеби, говорит нам:

– Даже британские господа приезжают на нее посмотреть. Афганский правитель заказал пушку специально, чтобы воевать с нами, пенджабцами. Он на нас напал, но наш Саркар его побил, вот так запросто. – Он щелкает пальцами.

Наш Саркар, думаю я с гордостью, откусывая джалеби. Я представляю себе, как правитель крутит блестящие черные усы и планирует битвы.

Но место, которое больше всего запало мне в душу, – это храм-гурдвара Лал Хухи, где когда-то давно подручные Джахангира убили гуру Арджана Дэва. Смотритель рассказывает нам:

– Гуру пытали, засыпая его горячим песком. Но он отказался отвергнуть сикхскую веру и стать мусульманином. Он сказал: «Мои тело и разум – жертва Господу. Я отринул страх смерти». Если в полночь сесть у колодца, слышно, как гуру до последнего вздоха молится за свой народ.

Значит, можно любить кого-то или что-то настолько сильно, чтобы охотно отдать за это жизнь. Вот бы и мне быть такой храброй.

Когда мы возвращаемся обратно в крепость, я боюсь, что нас остановят, но привратники не обращают на нас внимания. Мы в полном восторге и планируем завтра снова отправиться на поиски приключений.

* * *

– Сын! – кричит Манна, когда приходит на следующий день домой пообедать. – Вахе Гуру джи ди крипа[36], я нашел тебе работу. – Он ждет благодарности, но получает от Джавахара только мрачный взгляд. Манна отвешивает ему подзатыльник, но не сильный, потому что у него хорошее настроение.

Работать Джавахар должен в кузнице возле крепости. Там делают все: куют орудия, подковывают лошадей, чинят мечи, точат новомодные штыки, которыми теперь вооружена армия. Манна отведет туда Джавахара сразу же, как поедим, – незачем откладывать хорошее дело. Кузнец Сулейман – друг Манны. Правда же удачно, что Манна на него наткнулся, когда тот пришел в крепость подковать одну из любимых лошадей Саркара?

– Сулейман строгий, но справедливый. Он будет хорошо с тобой обращаться. Ты научишься полезному ремеслу. Для кузнеца всегда найдется работа, и во время войны, и во время мира. Твой заработок он будет отдавать мне, как положено, но я каждую неделю буду давать тебе несколько монет, чтобы ты их тратил по своему разумению.

Джавахар молча слушает.

Когда они оба выходят, Манна запирает дверь хижины снаружи:

– Так ты будешь в безопасности. Ужин готовь на чулхе в доме.

Я возмущаюсь и колочу в дверь, но он не обращает на меня внимания.

Ночью мы с Джавахаром гневно перешептываемся.

– Я просто раб, который приносит ему деньги. Посмотри, какие пузыри у меня на руках после одного-то дня.

– А я служанка и пленница.

– Он наврал про Лахор, наврал про то, как мы будем здесь жить.

– Ты был прав. Ему нельзя доверять. Давай убежим, брат.

– Завтра утром. Я сделаю вид, что иду на