Фрисия перевела взгляд на стоявшего на углу Виктора, подозревая, что эта манифестация без его участия не обошлась.

– Мы не можем купить землю! – возразил Манса. – Без нее нам по-настоящему свобоными не ста.

– У вас есть свой собственный участок. Разве вам мало?

– Нет, сеньора. Нашего на этой земле нет ничео. С этого клочка огорода мы колмимся, а вы не тратитесь на еду. Так вы обрекаете нас на рабство, а мы хотим…

– Да знаю я, чего вы хотите. А я вам напомню: вы вправе уйти. Вас здесь на цепях никто не держит. Кому не нравится – двери открыты.

Манса молчал, сжимая кулаки. Тишину нарушил голос Виктора:

– И куда же они пойдут, Фрисия?

Она отыскала его взглядом.

– А это меня не касается. Не должно касаться и вас.

– Эти люди работают в асьенде всю жизнь, некоторые здесь даже родились. Как им прожить за пределами «Дос Эрманос», когда у них нет ни песо? Уже не осталось таких асьенд, где платят жетонами, и вы это знаете. Эта система осталась в прошлом, и, когда пожелаете, можем поговорить с вами об экономике наедине. Они имеют право на достойную оплату труда, которая позволит им распоряжаться собственной жизнью.

Фрисия впилась в Виктора разгневанным взглядом.

– Вы… – пробормотала она. – Я всегда знала, что это вы вдалбливаете им в головы либеральные идеи. Думаете, если платить им деньгами, это что-то изменит? Большинство из них никуда не уйдет – они останутся и дальше работать на этих землях, пряча монеты под соломенные тюфяки от незнания, что с ними делать. К тому же вы не учитываете, насколько опасно перевозить и хранить в асьенде крупные суммы за смены. Вы с самого первого дня что-то против нас замышляли, науськивая этих болванов, не способных думать своей головой.

Снова по толпе пробежал ропот. Манса поднял руку, и все тут же умолкли.

– Если вы не пойдете настречу, мы обратимся к синдику.

– К кому-кому вы собрались? – Фрисия гнусно загоготала, вспомнив о прокуроре-синдике, отстаивавшем интересы негров во времена рабства. – Их уже не существует. Вы же теперь свободные.

В разговор снова вмешался Виктор.

– Быть может, синдиков уже и упразднили, но в Санта-Кларе есть заместитель губернатора по вопросам негров. И он, по всей видимости, не равнодушен к трудностям рабочих в асьендах. Его дед был рабом. – От раздавшегося в толпе гула Магги заволновалась, и Виктор натянул поводья. – Вы не можете и дальше делать вид, будто ничего не происходит, Фрисия. От жетонов толку нет. Эти люди в лавку почти не ходят – для них там никогда не бывает продуктов. Жетонами можно расплатиться только в кабаке за выпивку. Турки – и те не обменивают на них свои ткани. И продолжать отрицать это низко.

Даже издалека Виктор заметил, как у нее сжались челюсти. Он понял, что, если бы она могла убить его на месте, то непременно так бы и поступила. Она бы стерла его с лица земли, как надоедливого таракана. Не производи он сахар высочайшего качества, Фрисия давно бы приказала Орихенесу похитить его душу и сделать с ним все, что вздумается.

– Это мое последнее слово, – проскрипела она зубами. – Никто не получит ни песо, ни реала, ни песеты. Жетоны как были, так и останутся. А теперь убирайтесь, пока я не велела своим служащим расчехлить плети.

– У на еще одно требование, – произнес Манса. Фрисия глубоко вздохнула, всем своим видом показывая, как ее утомил этот разговор. – Мы хотим замехтителя насмотрщика негра, как во всех асьендах, и две лошади. Следи, чтобы больше не крали наших женщин.

– Женщины ваши не пропадут, если не будут бродить ночами у кладбища. Кровь из них пьют летучие мыши. Это они к любовникам ходят, вот потом и исчезают.

– Неправда, – еле слышно пробормотал Манса.

– Что ты там говоришь?

Манса перевел взгляд на Виктора, выражение лица которого подсказывало ему не настаивать.

– Ничео.

– Тогда убирайтесь в бараки!

Но Манса с рабочими с места не двигались. Фрисия же больше не желала слышать ни слова.

– Уходите, я сказала!

Прятавшийся за спинами матери с Орихенесом Педрито вышел вперед с палкой в руке и швырнул ее в рабочих.

– Во-о-о-он! – завопил он. – Во-о-о-он отсюда!

Бросив на Фрисию вызывающий взгляд, Манса отвернулся и велел рабочим разойтись. Кто-то воспротивился. А один даже подобрал с земли палку Педрито, намереваясь вернуть ее туда, откуда она прилетела. Но Манса, заметив, как понявший его намерение надсмотрщик с плетью в руке уже пробирался сквозь кучку собравшихся, не позволил ему совершить задуманного.

– Уходим отсюда! В бараки!

Рабочие сникли и, не добившись желаемого, стали молча по одному расходиться. Обернуться осмелился лишь Манса. Фрисия в это время как раз спускалась по ступеням крыльца и, кипя от бешенства, направлялась к Виктору.

Тот спешился.

– Я уволю вас за предательство! – бросила она ему. – И работы на Кубе вам не найти.

– Не уволите. А если и уволите, то у меня еще дюжина предложений в кармане.

– Что вас здесь держит? Говорили, что деньги, но я подозреваю, что не в них дело. Если вам так не нравится, как я управляю асьендой, то почему вы сами не уйдете?

Виктор наклонил голову и прошептал ей в самое ухо:

– Именно поэтому и не ухожу.

И, выпрямившись, взобрался на лошадь. Когда он потянул Магги за поводья и та завертелась на месте, Фрисия завизжала:

– На вашу свадьбу я ни ногой! На праздник за мой счет тоже не рассчитывайте! И невесту свою забирайте! Не нужна она мне дома!

Виктор перевел взгляд на ближайшее окно: за стеклом с круглыми от ужаса глазами стояла Паулина, придерживая штору. Проследив за взглядом Виктора, ее заметила и Фрисия. Затем, приподняв руками юбку, направилась к двери. Паулина тут же выбежала на крыльцо, опасаясь, как бы гнев Фрисии не обрушился на нее в спальне, если они останутся наедине. От испуга Паулина вся так и сжалась, словно зверек, не понимая, как и почему предметом Фрисиной ненависти оказалась она.

– Пойдем! – велел ей Виктор.

– Да, уходи вместе с ним! – заревела Фрисия. – С этим предателем!

– Но мои вещи…

– Я запрещаю тебе переступать порог моего дома! Уходи! Будь ты проклята вместе со своим женихом! Видеть вас не хочу.

Стоявшая в стороне Мар, слишком крепко сжимавшая ладонь Солиты, наблюдала, как Виктор помогал Паулине взобраться на Магги. Сам он сел сзади. Обхватив ее, он взял поводья. И Магги бросилась вскачь. Глядя им вслед, Мар испытала скрытую тоску. Рука, которой она