Паулина же, напротив, не ощутила кожей ни тепла его рук, ни обратила внимания на слова утешения. Все мысли ее занимало одно только унижение, которое она только что стерпела у всех на виду. Фрисия выставила ее жалкой и виноватой и обрушила на нее весь свой гнев, потому что считала ее слабой и ничтожной. Даже Росалия в сопровождении своей дворовой потешалась над ее горем, будто бы желая ей зла. Тогда Паулина почувствовала себя глубоко несчастной, и предстоящая свадьба с Виктором, как ей казалось, сулила ей одни лишь новые беды, ведь человек, поглощенный непрестанной борьбой против устоев, обречен на беспокойное существование.

Глава 41

После обеда Виктор с Паулиной направились домой к доктору Хустино. Глаза ее покраснели; он был мрачен.

– Я не могу жить у Виктора до свадьбы, – сетовала Паулина. – Позволишь остаться у вас?

– Конечно, – ответила Мар. – Но придется тебе спать с Солитой. Спальни всего три, и одну занимает она.

Услышав слова Мар, выглядывавшая из дверей залы Солита подошла к Паулине и взяла ее за руку.

– Пошлите, нинья, я отведу вас в комнату. Там темно и похладно.

– Она даже вещи собрать не дала, – пожаловалась Паулина, пока Солита тянула ее в спальню. – Какая же она гнусная.

Воспользовавшись присутствием Виктора, доктор Хустино завел с ним разговор о недовольстве рабочих.

– Не стану вас обманывать, – ответил Виктор. – Живем мы, как на пороховой бочке.

– С трудом верится, что Фрисия настолько жестока. То, что она делает с девушками в подвале, здоровым поведением назвать никак нельзя.

Услышав эти слова, Виктор удивился.

– Откуда вы знаете?..

– Ему рассказала я, – вмешалась Мар. – А вы, конечно, догадываетесь, кто рассказал, в свою очередь, мне. Но не вините Паулину. Ей, бедняге, нужно было выговориться.

Виктор усмехнулся.

– Кто еще знает об этом?

– Больше никто.

– Как можно допускать подобное? – возмутился доктор Хустино. – Почему вы ничего не предпримете? Чего вы ждете?

– Все не так просто, доктор. Мы с Мансой обдумывали разные варианты. И прямое столкновение с Фрисией – решение не самое удачное. Загнанный в угол хищный зверь может обернуться для асьенды трагедией. Но мы разработали план. – Виктор понизил голос. – Взорвать этот чертов тоннель. Так мы значительно усложним Фрисии жизнь.

– Почему же вы до сих пор этого не сделали?

Державший на поясе руки Виктор глубоко вздохнул.

– Мы выбрали неподходящий момент. Тоннель должен был быть пуст, но Орихенес привел туда девушку. И каково же было наше удивление, когда вслед за Фрисией там появилась и Паулина.

Все взгляды устремились на только что вышедшую из спальни Паулину с Солитой.

– В чем дело?

Мар отправила Солиту в кухню и затворила за ней дверь. Затем обратилась к Паулине:

– Той ночью, когда ты следила за Фрисией, Манса с Виктором, похоже, планировали ей помешать.

– Я не знала.

Она хотела признаться им, как чувствовала себя тогда и что заставило ее последовать за Фрисией в подвал, но нужных слов найти не смогла.

– Твоей вины здесь нет, – сказал ей наконец Виктор. – К тому же мы бы все равно не смогли ничего сделать: внутри находились люди. Смертей на нашей совести нам не нужно, пусть даже и таких жалких и ничтожных, как Фрисии и ее приспешника. Как бы там ни было, это уже неважно: вероятно, больше свой злой умысел они повторить не смогут. – Виктор перешел на шепот. – Мятеж на востоке, который никто не берет в расчет, нарастает. Это самый крупный заговор за последние несколько лет. Нам известно, что у этого мятежа есть ответвления по всему острову и что в портах уже высаживаются вооруженные флибустьеры. Да, из Испании прибывают солдаты, но чтобы подавить организованное восстание, их, боюсь, недостаточно.

– Боже мой, – прикрыла рукой рот Паулина. – Что же, начнется война?

Виктор перевел взгляд на нее.

– Очень может быть. Я знал о мобилизации повстанческих групп, но даже не предполагал, что они зайдут так далеко; в противном случае я бы ни за что не позволил тебе покинуть Испанию. – Он подошел к доктору и положил ему на плечо руку. – Если конфликт все же вспыхнет, вам с дочерью лучше вернуться домой. Иначе армия любой из сторон призовет вас как врача, имейте это в виду.

Хустино уставился потерянным взглядом в пол и покачал головой.

– Я не могу вернуться…

Перечить отцу Мар не стала. Что бы ни случилось, она пойдет за ним до конца.

– Войны уничтожают в людях всякую человечность. Все мыслимые и немыслимые пытки совершаются на войне, – произнес он, и за его словами последовало молчание. – Эта борьба, как и предыдущие, будет вестись свинцом, огнем и мачете. Первыми вспыхнут те заводы, чьи владельцы откажутся сдать свои ресурсы на общее дело. Уверен, что повстанцы располагают информацией обо всех асьендах острова и знают, какие выступают за революцию, а какие – против. «Дос Эрманос» падет. И, вероятно, даже изнутри. Как вы уже успели убедиться воочию, рабочие устали от несправедливостей системы, обрекающей их на рабство, поколение за поколением подпитывающее само себя. Покинувшие свои земли после пожара колоны ушли недалеко. Они вступят в ряды повстанцев, чтобы вернуть то, что отнял у них огонь. Даже если для этого придется разрушить все. Отомстят за нанесенный ущерб и фанега[19] за фанегой возместят утраченное.

Доктор Хустино глубоко задумался. Он вел свою, внутреннюю войну, но Мар коснулась его руки, и он снова сосредоточился на разговоре.

– А вы что будете делать? – обратился он к Виктору. – Будете сражаться или покинете остров?

– Уехать я не могу. Манса рассчитывает на меня. В одном Фрисия права: самосознание пробудил в них я – и несу за это ответственность. Поэтому бросить мне их никак нельзя.

– Но это же опасно, – возразила Паулина. – Почему ты должен решать их трудности?

Он посмотрел на нее с такой суровостью, будто бы этот вопрос его уже утомил.

– Во имя человечества, черт побери. Потому что, находись я в их положении, мне бы хотелось, чтобы то же самое сделали для меня. Совсем скоро эта несчастная эпоха смертей и рабства останется в прошлом. Говорят, что XX век изменит все, что он принесет процветание и что в мире восторжествует гуманизм. Возможно, это будет первый в истории век без войн. Угнетенные не могут сражаться самостоятельно – у них