До меня не сразу дошло, что я читаю юмористическую рекламную газету, стилизованную под новостную прессу. Абсурд реальной украинской жизни настолько причудлив, что в серьёзность некоторых подобных заголовков начинаешь действительно верить.

Правда, кроме заголовков, больше ничего примечательно в газете не обнаружилось – реклама сетевого маркетинга, сомнительных инвестиционных фондов и бесчисленные объявления о продаже всего, от детских кроваток до крупных агрофирм.

С моего столика было отлично видно не только вход в центральный офис «Киевсгорстроя», но и весь проезд к нему. И вот по этому проезду сейчас маршировало около роты полицейских. Власть, наконец, решила продемонстрировать киевской публике своё наличие.

Работяги встретили полицейских дружным свистом и улюлюканьем. Я расплатился за обед и пошёл на шум, на ходу включая камеру.

Впрочем, ничего интересного я там так и не снял, безрезультатно потеряв в итоге несколько часов в пустом ожидании. Нацики на обещанный второй штурм так и не явились, а записывать однотипные интервью с работягами мне быстро наскучило.

Зато, вернувшись к вечеру в свой тихий дворик на Пушкинской улице, на дверях квартиры я прочитал свежую надпись, сделанную баллончиком по резной деревянной облицовке:

«С тебя миллион гривен, мразь!»

Глава 7

Воскресный день 18 сентября я запомню надолго. Накануне, за пару недель до единого дня голосования в России, в украинской прессе началось какое-то тотальное торжество мракобесия. Местные политики и чиновники ежедневно являли на телеэкранах свои постные физиономии и всерьёз требовали запретить голосование на территории Украины для граждан России из соображений безопасности. Логика была такая – патриотично настроенные граждане Украины обязательно будут атаковать русских, а помешать этому полиция не сможет, поэтому лучше в принципе запретить россиянам возможность голосования, чтобы не нагнетать. При этом русских граждан на Украине проживает так много, что участки для голосования были открыты сразу в нескольких посольствах России на Украине – в Киеве, в Одессе и в Харькове. И вот все эти посольства объявлялись законными целями для нападений неонацистов.

К российскому посольству в Киеве я приехал заблаговременно, поздним вечером в субботу. Было ясно, что атака состоится, да радикалы и не скрывали этого, распространив в социальных сетях анонс с мотивацией ожидаемого всеми нападения, и даже призвали истинных патриотов присоединиться к акции.

Я только устроился в знакомом с прошлой командировки дворике неподалёку от русского посольства, как зазвонил телефон, и директор родного информационного агентства с привычным сдержанным негодованием в голосе спросил меня:

– Привет. Спишь, как обычно? А фашики тем временем наше посольство собираются громить.

Он не успел перейти ко второй части типовой беседы – воспитательной, потому что я сразу ответил ему.

– Я на месте. Здесь пока тихо, но, если начнётся, я готов.

– Ты уже на месте?! Надо же. И что, даже аккумуляторы заряжены? – директор слегка сбавил свой привычный обвинительный пыл, явно не ожидая от меня такой прыти.

– Всё нормально.

– Ну, хорошо. Ждём тогда видео. Время на монтаж не трать, сразу пересылай, мы здесь всё сами сделаем. Давай, удачи. И осторожней там.

Я попрощался, убрал телефон и прислушался. Я сидел на лавочке детской площадки, вокруг меня было абсолютно тихо и темно до жути.

И в этой мрачной тишине вдруг прозвучали слова, сказанные мне прямо в ухо хриплым инфернальным женским голосом:

– Мирные жители уснули, просыпается мафия. Кого мы грохнем на этот раз? Неужели москаля из Петербурга, который вечно путается у нас под ногами?

Я обернулся. Позади меня в призрачном свете луны и тусклом свете местных фонарей стояла Дина в своей форменной сине-белой курточке с логотипами Deutsche Welle на всех возможных местах.

– Привет, – я так обрадовался, что встал и сделал пару шагов к ней.

Она тоже шагнула мне навстречу, мы обнялись, я почувствовал тепло её маленького тела, а потом учуял резкий запах джина.

Рядом немедленно зашёлся в натужном кашле ревнивый оператор Олексий, и я отпустил её первым.

– Привет, – сказала она, когда мы отстранились друг от друга. – Говорят, через полчаса начнётся. Ты готов?

– Всегда готов, – отозвался я, показав ей энергичный пионерский салют.

Мы постояли некоторое время молча, а потом она всё-таки спросила:

– Коллеги писали, что нацики в мае забили хозяйку хостела в Кропивницком переулке за сотрудничество с москалями. Сломали ей обе ноги, ну и вообще, поиздевались, как умеют. Слышал об этом, наверное.

– Угу.

– А ещё писали, когда найдут того самого москаля, что у неё жил, сломают ему не только ноги, а вообще всё, что только можно сломать. Потому что он, как говорят, искажал патриотическую сущность Украины, клеветал на её демократические ценности и вообще вёл себя безобразно.

– Ну, хорошо. Так-то я готов, если что, ты особо не переживай за меня. Отобьюсь как-нибудь.

– А я особо и не переживаю. Просто сообщаю, чтоб ты понимал, что у нас сейчас происходит.

– Я всё понял, спасибо тебе, Дина.

– На здоровье, товарищ Игорь.

Дина, конечно, тот ещё товарищ – всегда себе на уме, всегда чётко отрабатывает тезисы кураторов из Deutsche Welle, и в целом ей, конечно, плевать на меня. Но мне она нравится тем, что остался ещё в ней некий неугасимый задор. Если вдруг внезапно прижать её к уху, станет слышно, как в её голове гуляет ветер, а в заднице медленно проворачивается шило.

– Если что, наша машина на улице Сурикова, возле кофейни, – она сообщила мне это через плечо, уже уходя на шум, который донёсся со стороны Воздухофлотского проспекта, куда выходит фасад здания посольства.

Я тоже засобирался, вытащил камеру из чехла, включил её и пошёл следом.

Мне понадобилась пара минут, чтобы добраться до массивных решёток забора, окружающего здание посольства по периметру, но за эти минуты там уже разгорелось настоящее сражение – жидкую цепочку полицейских, вставших вдоль фасада, забрасывали петардами, яйцами и просто камнями. Полицейские прикрывались щитами. Отвечать им, похоже, было нечем – ни баллончиков со слёзогонкой, ни тем более светошумовых гранат или резинострелов им не выдали.

Интересно, что обе противоборствующие стороны прятали лица – у полиции для этого использовались форменные чёрные балаклавы, у националистов – разные по форме и цвету платки или шапочки с прорезями для глаз и рта.

Атакующих оказалось всего несколько десятков, но это были очень энергичные граждане – они чётко распределили роли, выстроив перед шеренгой полицейских два подвижных ряда, первый из