гостиничках. Их главным развлечением было отчаянно флиртовать с проводниками-татарами, которые в большинстве своём являлись гадливо притягательными молодыми людьми дерзкого вида, одетыми в облегавшие костюмы, расшитые серебром и золотом и идеально подчёркивавшие их соблазнительные формы. Они катали восхищённых дам верхом по горным тропам, и об этих долгих экспедициях с проводниками рассказывали множество историй. Теперь же я не заметила ни одного проводника и гадала, что стало с этими ужасными созданиями и их неприличными нарядами и малюсенькими круглыми шапочками. В те времена они ходили по улицам, подкручивая усы, покачивая бёдрами, демонстрируя свои украшения, состоявшие в основном из крупных перстней с оправленной в серебро бирюзой, и строя глазки жеманным прелестницам.

"Где они все?" – спросила я и была рада услышать, что им тоже нынче приходится работать.

Теперь же все весёлые гостиницы превратились в дома отдыха и санатории, а улицы заполнены рабочими и крестьянами, которые необычайно серьёзно и основательно относятся к своему отпуску и развлекаются степенно и размеренно, что сильно отличается от легкомысленной чепухи, прежде творившейся в этом городе.

Под проливным дождём мы поехали в Ливадию, бывшую резиденцию последнего императора, которая также стала теперь санаторием и домом отдыха. Вооружившись для посещения этого места выданным нам на входе разрешением, мы поднялись по узким мраморным ступенькам, на несколько минут задержавшись на лестничной площадке перед большим зеркальным оконным проёмом, за которым открывался дивный и постоянно менявшийся вид на море. На самом верху лестницы нас взяла под свою опеку молоденькая медсестра, проведя затем в бывшие личные покои царской фамилии. Поначалу мы осмотрели спальни девочек, просторные и белые, с огромными окнами (те необычайно велики во всём дворце) и специальными уголками, где прежде висели иконы. Потом мы зашли в их учебную комнату.

"Они были такими же, как и все прочие маленькие девочки, – отметила сопровождающая, – любили болтать и смеяться, а поскольку во время уроков мешали друг другу, их парты были расставлены таким образом, что каждая из них не могла видеть, чем занимались её сёстры. Это был единственный способ уберечь их от шалостей. А вот и гардеробы девочек. Императрица считала, что им следует одеваться как можно проще, и поэтому, как вы видите, их гардеробы совсем небольшие". Медсестра была милой и рассказывала о погибшей семье непринуждённо и доброжелательно.

Помещения, по которым она нас водила, теперь были заставлены стульями, на которых сидели пациенты, читая или играя в игры. Когда мы проходили мимо, некоторые из них вставали и, присоединившись к нашей группе и следуя за нами по залам, с интересом слушали объяснения девушки.

Мы осмотрели спальню императрицы с её панелями из золотистого ясеня, множеством окон, камином и зеркалами. На потолке они тоже раньше имелись, однако во время землетрясения 1927-го большинство из них треснуло, и их решили не заменять, а убрать совсем. Сейчас это общая палата, и по двум её сторонам стоят рядами чистые белые больничные койки.

Следом мы посетили её будуар и покои императора, а также комнаты фрейлины и "дядьки" цесаревича Алексея, матроса Дереве́нько. И все эти помещения тоже нынче являются мужскими или женскими общими палатами. Огромный белый бальный зал теперь служит для пациентов столовой и заполнен рядами длинных столов. Вот-вот должны были подавать обед, и мы отметили, что все столы аккуратно накрыли и через равные промежутки расставили вазы с цветами.

"Батюшки святы! Вот бы порадовалась моя баба-покойница, увидь меня в эдаких хоромах, во дворце самого царя", – выдал один старик и, похоже, обиделся, когда мужичок помоложе поправил его: "Это как-то эгоистично звучит, дядюшка. Ты должен был сказать: 'Вот бы моя жёнушка порадовалась, попади вместе со мной в этот дворец'" И все рассмеялись.

Другой пациент, подбежав, поприветствовал нас на английском, крича: "Здоро́во, ребята! Хорошо ли поживают маленький старый Нью-Йорк и Кони-Айленд? Как там без меня мои хот-доги?"

"А что вы-то тут делаете?" – спросила я.

"О, я приехал в дни гражданской войны. Бросил там собственную мастерскую и захотел внести свой вклад. И вот я здесь, работаю на тракторном заводе вместо того, чтобы гладить брюки".

"Господи Иисусе! И вы не хотите вернуться?" – удивился Вик.

"Быть может, когда-нибудь, но не сейчас. Тут всё по-другому, знаете ли, – захватывает".

Мы покинули дворцовый санаторий с впечатлением, что он необычайно чист и ухожен. Сад тоже в превосходном состоянии, и, несмотря на проливной дождь, мы прогулялись по нему, и я показала Вику все самые красивые места.

Оттуда мы поехали к бывшему дворцу эмира Бухарского. Я помню, как этот дворец некогда заинтриговывал меня и как я любовалась розовым светом, горевшем по ночам в его башне. Кто-то сказал мне, что именно там эмир держал свой гарем, и я всегда хотела узнать, правда ли это, но у меня никогда не хватало смелости задать ему этот вопрос. Одного из его министров звали Диван-Беги, что для русских ушей звучало как смешной призыв к предмету мягкой мебели, и это было постоянной шуткой в Ялте, впрочем, как и прозвище самого властителя – "бухар Эмирский". Он всегда проживал там осенью и был привычной колоритной фигурой, разъезжавшей по улицам в костюме восточного монарха.

Сейчас его дворец является музеем, и всё в нём сохранилось в точности так, как было в его время. Интерьер чисто узбекский, и, хотя там много красивых вещей, он напомнил мне старую затхлую восточную антикварную лавку. Пройдя через вестибюль, столовую и приёмную, заполненные низенькими диванами, бесценными бухарскими коврами, инкрустированными кофейными столиками, ятаганами, пиалами, гобеленами и коллекциями посуды из серебра и латуни, попадаешь в огромный овальный тронный зал, застеленный необъятным восточным ковром, специально изготовленным по форме пола. На окнах там тяжёлые розовые парчовые, богато расшитые золотом портьеры, а между ними висят длинные и узкие зерцала. В соседней комнате стоит мебель из перламутра, подаренная турецким султаном Абдул-Хамидом Александру III, который, в свою очередь, передарил её эмиру.

Наверху находятся женские покои и ткацкая мастерская, где жёны из гарема проводили свои дни за работой, а также комната для новобрачных с кипами различных дорогих тканей на полках и разноцветными полотенцами, свисающими с потолка, образуя подобие шатра. Но, увы, башня, где всю ночь горел розовый свет, оказалась закрыта, и даже сейчас я не смогла удовлетворить своё давнее любопытство. Сад был также ухожен и полон цветов, а влажный воздух – тёпел и ароматен.

5

Встав на следующее утро с постели, мы обнаружили, что моя молитва была услышана и дождь полностью прекратился. К моей радости, Ялта являла собой несравненное зрелище: