"Эй, курицы, ну-ка живо заткнулись! – прорычал какой-то мужик. – Своим кудахтаньем вы производите больше шума, чем эта бедняжка – своим перханием. Оставьте её в покое и спите".

"Дали им свободу, вот и они решили, что теперь всё можно, – заметил другой. – Нужно, чтоб, как в старые добрые времена, мужья их покрепче поколачивали". Но женщины продолжали громко жаловаться, болящая – дохать, а я так и не смогла сомкнуть глаз.

Утро выдалось тихое и прекрасное, и я поднялась на палубу раньше всех. В семь часов мы были в Сухуме, где взяли ещё пассажиров, и мне стало интересно, как они найдут себе места и что произойдёт в случае кораблекрушения с таким числом людей на борту и сравнительно небольшим количеством спасательных шлюпок.

Позже мы прошли мимо Нового Афона, который раньше был монастырём, а ныне превратился в совхоз. Расположившись на зелёном склоне горы, посреди виноградников и лимонных рощ, он выглядел чрезвычайно живописно. Выше него виднелись руины крепости и генуэзской башни, а ещё выше, несколько левее, красовалась вершина горы, в точности напоминавшая пирамиду.

Я вспомнила, как однажды к моей матери в Троицкое приехал из Нового Афона монах. Он был уроженцем нашего села, и его семья крайне гордилась тем, что подарила миру инока. Я была тогда совсем маленькой девочкой, и на меня произвела большое впечатление внешность сего святого человека в его чёрном одеянии и ермолке. Однако особенно меня заинтересовали его длинные и густые, рассыпавшиеся по плечам волосы. Моя мама была с ним весьма вежлива и приветлива, угостив того чаем с пирожными, которые, похоже, ему очень понравились. Он рассказывал нам о своей жизни в монастыре, и всё шло прекрасно, пока он вдруг не стал усиленно чесать свой затылок.

"Тебе не стоит так на него таращиться, – пробормотала по-английски мама, – это невежливо".

Но в следующий миг монах радостно воскликнул: "Вот она, наконец-то я её поймал", – и торжествующе показал моей матери нечто, что он держал меж указательным и большим пальцами.

"Что это?" – едва слышно спросила она.

"Ну так вошь, Ваше Сиятельство, да к тому же прежирная! Она уж довольно давно мне досаждала".

Я бросилась через комнату, желая посмотреть, на что это похоже, но прежде чем успела к нему подбежать, моя мать вскочила и, заявив, что абсолютно забыла о ранее назначенной встрече, попросила честного отца простить её за то, что ей придётся покинуть его сей же час. "Разумеется, кучер отвезёт вас домой, и обязательно заберите с собой пирожные", – выдала она, делая это очень поспешно и, как мне показалось, странно. А бедняга, который ещё не допил свой чай, видимо, был несколько удивлён поднявшейся суматохой, низко поклонился и вышел из комнаты, неся в одной руке тарелку с лакомством, а в другой – свой мастерский улов.

"Но куда же мы пойдём?" – спросила я маму и была сильно озадачена, когда та ответила: "Никуда", – а затем, позвонив в колокольчик, велела дворецкому Якову насыпать немножко порошка от насекомых на стул, где сидел монах.

И вот, глядя с палубы на Новый Афон, я спросила одного матроса, что стало с монахами, и тот ответил, что их разбросало по всему Союзу и теперь они трудятся, как и все остальные. "Вон там стоит один", – добавил он, указывая на загорелого мужчину средних лет в обычной рабочей одежде и с очень короткой стрижкой, находившегося неподалёку от нас и пристально смотревшего на прежнее пристанище. Я хотела поговорить с ним, но он сошёл в Гудау́те – нашей следующей остановке. Там мы простояли ужасно долго, загружая и, хвала Господу, выгружая пассажиров. Я с удовольствием отметила, что кашлявшая баба тоже исчезла, а это означало, что ночь для всех нас будет поспокойнее. Несколько моторных лодок курсировали от судна к берегу и обратно, но одна из них вернулась с восемью пассажирами, которых перед этим увезла, поскольку те внезапно обнаружили, что чуть не высадились не в том порту. По этому поводу было много возмущения и криков, и одна женщина погрозила кулаком в лицо офицеру у трапа, вопя: "Почему ты, дурак, не сказал мне, что это не то место, где мне нужно сходить?" – на что тот, хохоча, крикнул в ответ: "Откуда ж мне знать, где ты хочешь сойти? Почему бы тебе было не спросить, куда мы прибыли?"

Наш корабль держался поближе к берегу, и пейзаж становился всё красивее. Горы были высокими, с изумрудными склонами и белоснежными пиками, а море между теплоходом и сушей более, чем когда-либо, походило на спокойнейшее ультрамариновое итальянское озеро. За спасательной шлюпкой, подальше от людских глаз, я обнаружила низкое плетёное кресло и часами сидела в нём, положив ноги на поручни, греясь на солнышке, глядя на тихую синюю воду и маленькие белые городки и поселения, разбросанные тут и там на самом краю берега в тени огромного хребта, высившегося за ними. И по мере того, как день клонился к закату, краски менялись и небо, горы и море с каждым часом начинали выглядеть по-другому.

Ближе к вечеру мы приплыли в Гагры, которые некогда принадлежали принцу Ольденбургскому и были его любимым местом. Сейчас там санаторий для рабочих. В крошечном городке есть всего одна улица, которая тянется вдоль набережной и состоит из большой санаторной гостиницы и нескольких белых вилл. В маленькой бухте прозрачная вода была идеально зелёной, и в ней, как в зеркале, отражался горный полукруг.

Вскоре Вик позвал меня полюбоваться закатом с другой стороны теплохода. Сверкающая золотая дорожка пересекала серебристо-голубую воду, в которой играли чёрные дельфины. И когда солнце опустилось за море, горизонт окрасился в насыщенный золотисто-охряный цвет, а белоснежные короны за нашими спинами воссияли сначала розовым, затем зелёным, а под конец и тёмно-фиолетовым. Из крошечной деревеньки Адлер по фосфоресцирующей воде к нам приплыла наполненная новыми гостями вёсельная лодка, и можно было разглядеть каждый всплеск сверкающих лопастей. Когда же стемнело, весь мир вверху, внизу и вокруг нас начал мерцать огоньками – и звёздами на небе, и их отражениями в море, и точечками света на берегу.

Поздно ночью мы пришвартовались в Сочи, где моя мама прямо перед революцией купила небольшое поместье под названием Озерейки72. Она передала его мне – свой самый последний подарок – и с тоской промолвила: "Когда здесь станет слишком холодно, мы вместе поедем в Озерейки, будем там греться на солнышке и есть