спокойно и радостно. Уже давно ему не приходилось чувствовать такого прилива сил и стремительного полёта мыслей. Неудержимое желание встать и выйти во двор неожиданно охватило его, заставляя вцепиться пальцами в подлокотники кресла. Мышцы рук и ног напряглись, поднимая сухонькое тело в вертикальное положение. Глаза привычно нашли прислонённый к стене посох, но взгляд, не останавливаясь на нём, переместился на входную дверь. Шаг, ещё один, ещё. Лёгкость собственных движений просто завораживала. Вот ладонь привычно взялась за скобу-ручку. Небольшое усилие, и дверь распахнулась настежь. Волна жаркого летнего воздуха после прохлады дома окутала его, а густой аромат свежескошенного сена едва не сбил с ног. Грудь наполнилась воздухом, щёки и уши заполыхали огнём, глаза наполнились слезами. Ничего не замечая вокруг, он шёл и шёл по тропинке куда-то вперёд, а потом по деревянным ступеням вниз, пока не очутился на берегу по соседству с уходящим в реку пирсом. Тягучая боль в ногах заставила его остановиться, присесть на один из лежащих у самой воды обрубков дерева и перевести дух.
Старик чувствовал, как гулкие удары сердца отзываются в висках, а капли пота катятся по лбу, заливая глаза.
Он устал, но был счастлив. Безмерно счастлив. Глупая и беззаботная улыбка сама собой появилась на лице и не желала исчезать.
— Государь! Что ты тут делаешь?! Мы с ног все сбились, пока искали тебя! Думали, что кто-то выкрал нашего князя! А ты, оказывается, сам сумел уйти! — Рядом с ним стоял хмурый Борута, а за его спиной десяток гридей. — Отрадно видеть тебя полным сил и во здравии!
— Присаживайся рядом! Нечего ноги без дела топтать. Кажись, забываешь, что так же стар, как и я! — князь поднял взгляд на своего телохранителя.
— Прикажешь отвести тебя обратно в хоромы? — болярин испытующе всматривался в лицо князя, садясь рядом с ним.
— Хочу побыть у воды, Борута. Быть может, в последний раз!
— Что это опять удумал, княже? Негоже голову глупостями забивать! Ты всем нам ещё нужен. Как же мы без тебя? Иль осиротить хочешь?
— Достойная замена-поросль давно поднялась, друже! Не чета нам! Сам же видишь, воевать уже не можем, другие люди командуют ратниками и лодьями! Мы им обузой стали!
Старик рукавом рубахи отёр с мокрого лица пот и прислонил свою седую голову к плечу болярина.
— А помнишь, как мы гуляли в юности до женитьбы моей?
— Помню, княже, как наяву все помню! Только не вернуть уж вспять того!
Оба надолго замолчали, думая каждый о своём.
Князь прикрыл веками глаза, оставив небольшие щёлки, как обычно делал, чтобы между явью и сном вызвать в памяти воспоминания. И они поплыли перед ним.
Буривой увидел себя молоденьким княжичем, пришедшим на всеми любимый праздник — Купалу. Не хотел он идти, но уговорил его Борута. Да ещё и надежда теплилась, что вдруг встретит там Милену. Хотя знал, что неохотно отпускает её отец на такие сборища.
Лишь только солнце перевалило середину небосвода, они вдвоём с телохранителем спрятались в перелеске промеж сёл Борая и Родолюба рядом с небольшим холмом, откуда можно было наблюдать за происходящим действом.
Начинало смеркаться.
Народ быстро собирался на огромной поляне. В основном — молодые девки и парни в изрядном подпитии в праздничных одеждах и с большими венками из цветов на головах, сплетёнными ещё загодя, днём. Но пришли сюда также чьи-то мужья и жёны, ищущие развлечений от скуки, а кое-где в толпе мелькали даже старческие лица. Всем желающим разрешалось быть здесь. Кроме детей.
Несколько парней с помощью длинных палок катили вниз с холма плетённое из сухих ветвей и обмотанное сеном большое горящее колесо, которое, как знал княжич, по древнему обычаю означало солнце. А ещё он помнил о том, что чем дальше оно прокатится по земле, тем лучше будет урожай на местных распаханных землях.
Пылающие остатки колеса рассыпались почти в центре поляны, разбрасывая вокруг себя тучу искр. Тут же молодые парни и девки с охапками дров бросились разжигать на этом месте громадный костёр. Языки пламени быстро охватили груду сухих веток, взметнулись ввысь, обдавая всё вокруг жаром. Вопя и визжа, толпа кинулась в стороны, но тут же с хохотом вернулась обратно. Огонь стих, и люди начали рассаживаться вокруг костра. Кувшины и жбаны с мёдом и пивом заходили по рукам. Для всех желающих места не хватило, и вскоре ещё несколько костров заполыхало в перелеске.
Княжич и Борута из своей засады видели все: тёмное небо, усеянное россыпью звёзд, круглый лик луны, пылающие костры и сотни сидящих на земле промеж них людских фигур в белых одеждах.
Все как будто чего-то ждали. И не зря.
Переливчатый призывный свист пронёсся над поляной, привлекая всеобщее внимание к группе идущих людей. А те остановились на небольшой возвышенности и сели на землю плотной кучкой.
И тут же глухие удары нескольких бубнов наполнили воздух, пронзительными всхлипами зазвучали свирели, им гнусаво вторили рожки, раскатистой россыпью захохотали трещотки. Разобщённые звуки постепенно выстроились в лад, создавая чёткий медленный ритм, в такт которому сильный чистый женский голос повёл какую-то затейливую мелодию. Он поднимался всё выше и выше, резал слух, обволакивал и туманил сознание, проникал глубоко в душу, вызывая на глаза слёзы, неожиданно падал с вершин вниз, переходя в орлиный клёкот, и снова уходил в небеса. Один за другим к нему начали присоединяться десятки гортанных девичьих голосов, создавая звуковое обрамление. Вслед им сначала тихо, а потом всё громче и громче басовито загудели мужские глотки.
Ухо княжича уловило, как медленно и почти незаметно начал ускоряться песенный ритм, подстраиваясь под который сидящие у костров парни и девки взялись за руки и стали раскачиваться из стороны в сторону, словно один живой организм.
Это зрелище завораживало.
В какой-то момент люди, не сговариваясь и не разжимая рук, вскочили на ноги и закрутились в танце-хороводе вокруг костров.
Крики, визг и смех неслись со всех сторон, напрочь заглушая песню. Какофония звуков сотрясала воздух, доводя до исступления разгорячённую толпу. А она уже рассыпалась на части, мелкие группы и просто пары. Человеческие тела сотрясались в каком-то диком необузданном танце, которому, казалось, не было конца.
Но долго это продолжаться не могло.
Обессиленные и опустошенные люди, тяжело дыша, опускались на землю там, где на них обрушилась усталость.
Шум и гомон стихли.
Молодежь потянулась к догорающим кострам. Новые порции веток и сучьев охапками полетели в огонь. В руках парней снова замелькали корчаги, кувшины и жбаны, помогающие восстановить силы.
А девушки, воспользовавшись передышкой, устремились к берегу
