верных ей сенаторов она «образумила» скептиков, запугала сомневающихся, а остальных подкупила. В итоге Сенат разрешил Клавдию усыновить Домиция, записав в реестр римских граждан новое имя – Нерон Клавдий Цезарь Друз Германик, или Нерон.
На этом же заседании сенаторы проголосовали за то, чтобы Агриппина «как мать сына божественного императора» тоже получила статус Божественный Августы.
* * *
Новость об усыновлении Нерона Британник воспринял как предательство отца, поэтому замкнулся в себе и погрузился в уныние.
Впервые Британник испытал ненависть к Луцию Домицию – теперь уже Нерону, когда в Риме проходили празднества, посвященные трёхсотлетней годовщине победы римлян над карфагенянами. Программа игр помимо состязаний взрослых атлетов допускала участие детей и подростков из знатных семей, выступавших в потешных видах – скачках на мулах, кулачных боях и поединках с деревянными мечами.
Зрители с пристрастием наблюдали за схватками, живо реагировали, сопереживали и чествовали победителей. Среди юных участников отмечали сына Агриппины за то, что он уверенно держался в седле на строптивом муле. Ставили в пример остальным подросткам, в том числе Британнику, хотя сын Клавдия старался изо всех сил и имел успех в поединках. А зрители будто не замечали его! Римляне наглядно проявляли симпатии к сыну Агриппины, ведь Мессалина, мать Британника, имела среди них ужасную репутацию…
На совместных занятиях у Сенеки сводные братья вели себя, как примерные ученики, но при личном общении Британник демонстративно отворачивался и продолжал называть Нерона Домицием, а не его новым именем. В ответ часто звучало:
– И я приветствую тебя, незаконнорожденный!
Британник понимал намек, ведь по Риму гуляли слухи, что Мессалина «осчастливила» доверчивого супруга чужим ребёнком! Мальчик с рыданиями бежал к отцу, но тот не наказывал Нерона.
Наступило время Сатурналий – праздника окончания жатвы, когда общественная и политическая жизнь в городах приостанавливались, школьники освобождались от занятий, а преступников возбранялось наказывать. В эти дни даже рабы освобождались от трудовой повинности и сидели за общим столом с хозяевами. Улицы Рима заполнялись толпами жителей, всюду звучали радостные восклицания и поздравления.
Одной из общественных забав было избрание шуточного «царя Сатурналий», который «повелевал» всеми участниками, на время праздника. Такую игру затеяли и дети придворных вельмож в саду.
Нерон первый вызвался устроить жеребьёвку: по числу участников настрогал палочки одинакового размера, одну обломил. Зажав все палочки в кулаке, крикнул:
– Вытаскивайте! Царём будет тот, кому достанется короткая палочка!
Мальчишки подходили по очереди, с замиранием сердца вытаскивали палочки, и короткая палочка досталась… Нерону. С довольным видом он сел на садовую скамью, словно на трон, и начал раздавать «приказания народу». Кому-то поручил сорвать плод с дерева и преподнести в дар «царю». Один мальчик пробежался по луже, обрызгав прохожих, другой проскакал на одной ноге.
Остался Британник. Он сильно расстроился, что не стал «царём», но пришлось скрывать чувства, чтобы не насмешить сверстников.
Нерон был в восторге от игры и результатов, его распирало от удовольствия и собственной значимости. Подозвав к себе Британника, он с высокомерием сказал:
– Ты будешь артистом! Нет, лучше – певцом! Представь, я позвал на пир друзей, они перед тобой, и мы желаем услышать от тебя весёлую застольную песню!
Зная застенчивость Британника, Нерон был уверен, что он оконфузится, сверстники поднимут его на смех. Но произошло то, что никто не ожидал – мальчика, будто подменили – куда делись робость и смущение? Он вышел в круг и запел умело, громко и уверенно. Хотя слова в песне звучали печальные – о сироте, лишенном родительской заботы, ласки и наследия…
Зрители с любопытством слушали пение юного сына Клавдия. Особенно удивлялись, когда узнали от Британника, что песню сочинил он. Рассмотрев сочувствие на их лицах, Нерон скривился, и после этого случая Нерон и Британник уже откровенно возненавидели друг друга.
* * *
По римским законам подросток, достигший шестнадцати лет, становился взрослым. С этого времени вместо короткой детской одежды, претексты, разрешалось ношение «взрослой» удлинённой тоги. Она символизировала получение прав и обязанностей римского гражданина.
Нерону исполнилось четырнадцать лет, но матери не терпелось ускорить намеченные события. Императрица затребовала у Сената специальное разрешение, чтобы сыну «в особом порядке» позволили исполнить обряд совершеннолетия. Замысел заключался в том, чтобы Нерон получил возможность заниматься деятельностью, позволяющей Клавдию официально объявить его наследником престола. В таком случае младший возрастом Британник оставался преемником «старшего брата» Нерона.
Под влиянием Агриппины сговорчивые сенаторы дали разрешение на обряд. А после обретения совершеннолетия Нерон получил официальную должность «Главы римского юношества». По достижении двадцати лет это давало право назначения на должность… консула, высшей военно-политической должности Рима! На этом супруга императора не остановилась, потребовала новую уступку: «В ожидании того времени, когда Нерону исполнится двадцать лет, уже сейчас облечь его проконсульской властью». Чтобы не обострять отношений с Агриппиной, сенаторы смирились и с этим требованием.
Едва глашатаи объявили народу решение Сената, в Риме начались праздничные мероприятия – уличные гуляния с развлечениями и столами с винами и закусками. Римляне узнали, что организатор праздника – «будущий консул». В разгар публичных торжеств Нерон появился на людях в белой тоге с красными консульскими полосами – чтобы ни у кого не возникали сомнения. Под крики одобрения юноша выступил с торжественной речью, обещав плебсу щедрую раздачу хлеба и денег, преторианцам – подарки. В середине дня воины в полном вооружении совершили бег по главной улице Рима. Нерон со щитом и мечом в руке бежал впереди, вызывая одобрение восхищённой публики.
В завершение празднества в Цирке устроили конные бега. Зрители с восторгом встретили парадную императорскую колесницу с двумя сводными братьями. Нерон, одетый в пурпурное одеяние триумфатора, заметно выделялся на фоне Британника, одетого в неброскую претексту[47]. Родной сын Клавдия действительно выглядел рядом с Нероном невзрачным ребёнком. Римляне, наблюдавшие в тот день за Нероном, уже не сомневались, кто из «братьев» настоящий наследник императора. Вечером Нерон произнёс в Сенате благодарственную речь отцу, упоминая не Агенобарба, а Клавдия.
После этих событий Британник догадался, какой цели добивается Агриппина. Он осмелел, начал дерзить мачехе, из-за чего она пожаловалась супругу:
– Поведение твоего сына становится нетерпимым, цезарь! Он не признаёт твоё решение усыновить Нерона. Разве поведение Британника не означает неуважение императора, пренебрежение Сената и одобрение римского народа? Это непременно вызовет нежелательные последствия для Рима, поскольку твои враги используют вражду братьев против тебя, твоей власти.
Изливая гневные слова на супруга, Агриппина вдруг заметила, что он, возможно, не слушал её. Потому что спросил потерянным голосом:
– Чего ты хочешь от меня?
– Я думаю, что Британник – славный мальчик, но говорит