– Советское – значит шампанское! – отвечал ему я, просто чтобы немного подразнить.

Верить в эту странную историю было бы неразумно, я даже не выспрашивал деталей, пустая трата времени, репортаж не получится однозначно. Обязательно при проверке выяснится, что это все было не в Киевской области, а в Одесской, и не электровоз, а колесо обозрения, и не отремонтировали, а доломали…

– Эх, не понимаешь ты, диссидент сраный, современной геополитики. Ты хоть представляешь, каково это – запустить старый электровоз, которому уже лет сорок как минимум? А ведь работает! Знаешь, почему работает? Потому что советский!

– Эдак, случайно, у вас на Украине и Советский Союз восстановят – вслед за электровозами и линиями электропередачи.

– И хорошо сразу всем будет, наступит всеобщее счастье! – вскрикивал Георгий Степанович, размашисто жестикулируя и становясь удивительно похожим на Владимира Ленина – тоже лысоватый, с бородкой клинышком, разве что чуть выше и потолще оригинала.

– Этот старый электровоз спустя сорок лет пользу народу приносит! Ты хоть понимаешь, сколько в нем силы было спроектировано? И так во всём, что от Советского Союза осталось: столько ресурсов ещё не использовано на благо всего народа, а не отдельных олигархов.

– В Советском Союзе государственной идеологией был интернационализм. А у вас сейчас, извините, русским морду бьют только за то, что они русские. Не получится, Георгий Степанович, восстановить советскую империю, ваши же нацики будут против. Сожрали ваш травоядный Союз националисты, пора бы это признать. А всё потому, что в Союзе слишком много насчёт мира во всем мире трещали, расслабили народ, отвык он за свои интересы бороться.

– Советский Союз был, конечно, мирной страной, но кидать гранаты детей учили со школы, – замечал на это Георгий Степанович, и мы завершали дискуссию стаканчиком чего-нибудь крепкого – пиво и вино он не признавал.

Иногда мы с ним смотрели телевизор – информационные программы или политические ток-шоу. Когда в кадре однажды появился министр иностранных дел Украины Павел Климкин и заявил, что украинская сторона должна поставить вопрос введения визового режима с Российской Федерацией, советский инженер Георгий Макаренко в бешенстве кинул в экран тапок.

– Какие ещё визы с Россией, совсем уже ополоумели!

Интересно, что инженера тогда поддержали в кадре. За столом студии появился ведущий, который необычайно едко и даже зло начал комментировал предложение Климкина, причём на русском языке.

– Смело они там ведут себя, совсем не боятся, – удивился я.

– Так это ж «Интер», они такие безбашенные всегда были, против фашистов прямо выступают, – сообщил мне Георгий Степанович. – Но только недолго им осталось. Все знают, что 4 сентября, в это воскресенье, их всех сожгут вместе с редакцией. Нацики об этом давно заявили и показывали, как готовятся – шины подвозят на Щусева, палатки там расставляют, канистры с бензином завозят…

– Как это: «все знают, что их фашисты сожгут»? – опешил я. – Ладно, власти, им понятно, что всё пофиг, но сами журналисты что же, жить совсем не хотят?

– Да мне самому это удивительно, – признал инженер. – То ли бесстрашные, то ли идиоты. А может, им пообещали что-то. Деньги, например. Хотя зачем покойникам деньги?

Этот разговор случился у нас в субботу, а рано утром в воскресенье я уже ехал на такси на север города, в Подольский район, подгоняемый истериками в соцсетях и СМИ. Там уверяли, что атака на «Интер» началась.

Таксист тоже был в курсе, куда мы едем, и категорически отказался подъезжать к самому офису, авангардной когда-то коробке из стекла и бетона, обнесённой забором по периметру.

– В самом деле поджигать будете? – с какой-то странной интонацией спросил на прощание таксист, встав на перекрёстке метров за сто до огромных синих букв IHТЕР на бетонном фасаде.

– Я только снимаю. Поджигать будут другие. Слава Украине! – отозвался я, с интересом разглядывая его.

– Героям слава, – буркнул он и отвернулся от меня, даже не посмотрев на деньги, которые я положил на торпеду.

Я захлопнул дверь, и он тут же отъехал прочь, сердито взвизгнув шинами.

Я прошёл по пустому тротуару метров сто вдоль глухого забора. Я так и не понял, где там был вход в редакцию телеканала, и как раз в поисках тупо озирался по сторонам, когда из-за моей спины вдруг с громким рёвом выехал армейский грузовик, небрежно объехав меня прямо на тротуаре. Там он замер передо мной, салютуя мне в лицо мерзким солярным выхлопом, а из тентованного кузова на тротуарную плитку вдруг посыпались солдаты в старой, ещё советской форме.

Я с изумлением смотрел на галифе и кирзовые сапоги совсем молодых солдат, явно срочников.

– Построились! Равняйсь! Смирно! Слава Украине!

– Героям слава!

– Рассредоточились цепью! Вольно!

Солдаты послушно встали цепью вдоль глухого забора. Я поднял камеру на плечо, и они все тут же повернулись ко мне мрачными вытянутыми лицами.

– Ты кто такой? Отставить съёмку! Кругом, марш! – услышал я гневный бас совсем рядом.

На меня, стоя возле кабины грузовика, отрывистыми командами гавкал невысокий, но коренастый майор.

Я повернулся к нему вместе с работающей камерой, и он вспылил:

– По-русски, значит, не понимаешь? Сейчас поймёшь по-другому!

Я настолько обалдел от упоминания русского в положительном контексте, что сам опустил камеру.

– Я независимый журналист, я не работаю на нациков, – сказал я ему вежливо.

– Говорить ты можешь что угодно. А снимать тут я тебе не дам. В пресс-службу обращайся, там подадут.

– Тогда просто расскажите мне, что тут сейчас происходит?

– А то ты не знаешь.

– Вы действительно сейчас будете защищать русский канал от патриотов?

– Я сейчас буду восстанавливать конституционный порядок, – медленно произнёс он, играя желваками на широких, тщательно выбритых скулах.

– Вы в Чечне воевали? – догадался я.

– Служил. Я много где служил, – поправил он меня.

– А почему армейскую пехоту в столицу вытащили? Нацгвардия и полиция не желают наводить конституционный порядок? Получается, вы за всех отдуваетесь?

– Много говоришь, – буркнул он, но уже совсем миролюбиво.

– А где сами нацики-то? Я когда сюда ехал, думал, тут уже сто тысяч погромщиков собралось. А не вижу ни одного.

– Вон там, за углом, во дворе, у них база, – он показал широкой ладонью, где именно.

Действительно, за углом соседнего дома над забором виднелись разноцветные тенты палаток.

– У них там даже полевая кухня есть, туалеты с душем, спутниковая связь, – заметил он с возмущением.

– С удобствами устроились, твари, – кивнул ему я, окончательно раскрывшись.

Он посмотрел мне прямо