Панночки, может, и не слышал о тайной зазнобе – но поверит, отведет, выслужиться перед батькой захочет…
Страха перед смертью не было, и зимняя студеная ночь не пугала, а новая разлука – страшила хуже смерти. Если суждено погибнуть, так вместе и лягут, все равно куда, в землю или в темные воды Днепра.
– Стой, барынька, куды прешь! – не успела выйти, окликнул первый часовой, зябко переминающийся у костра. – Що, не видишь – пулеметы? Куды тя несе в таку темень, що, потягнуло на пригоди?
– Мне на Екатерининский надо, товарищ.
– Ишь ты, товарищ! Какой я тоби товарищ, буржуйка ты!
– Не буржуйка я – учителька… – она уж знала, что больно любят в армии батьки «учителек» да умных, книжных людей…
– Та ладно, Петро, що ты, вона ж с того будынку! – вмешался другой хлопец. – Ходила уж тут, с профессоршей, що чаем нас поила, я ее бачил… Иди, иди, учителька, быстрее, зараз стрелять не будем, но ты поспешай!..
Шум и гром поднялся в переулке, и ветер взвыл злее, вьюга словно остервенела, пламя костра заметалось… из-за угла соседнего дома вылетела кавалькада, всадниками Апокалипсиса, и впереди всех – на черном рысаке, в распахнутой бекеше, без шапки – атаман Нестор Махно.
– Батька! Сам батька едет! – поднялось вокруг, вскипело обожанием и веселым страхом.
– Нестор! – крикнула Саша, не помня себя, бросилась ему наперерез – так боялась, что он не за ней, что случайно здесь оказался, объезжая свои новые владения, что промелькнет и растворится в снежной вьюге, как призрак, как Дикий охотник… легендарный Черный атаман.
– Куды, шалая! Куды, стой!.. – за ней кто-то побежал, тяжело бухая сапогами.
– Нестор! Нестор!.. Я здесь… – ветер швырял в лицо пригоршни колючего снега, она ослепла от слез, и вскрикнула, когда чужая рука ухватила ее сзади за полушубок:
– Куды под жеребца кИдаешься, шалава!.. Куды до атамана лезешь, кулю в башку захотела?..
– Это же мой жеребец!.. Это же Овсей! Эй, Овсей Овсеич!..
Знакомый визг рысака оглушил…
Жеребец прянул – вздыбился – черная громада в белом снегу, и сейчас же что-то закричали мужчины, защелкали нагайки, и весь этот шум перекрыл знакомый голос:
– Саша, любушка моя!..
Овсей заплясал было на месте, но остановлен был железной рукой, зафыркал, встал, как вкопанный… Саша подбежала, за стремена схватилась, и той же сильной, железной рукой была подхвачена:
– Забирайся, любушка… – сама не заметила, как оказалась в седле рядом с Махно, снега, ветра – ничего больше не чуяла, не замечала… только жаркий взгляд синих глаз, только жар ненасытных губ, только теплую силу Несторовых объятий.
– Ты приехал за мной!..
– Обещал – и приехал. Вот, подивись, целый город взял за ради тебя, моя Панночка…
Она прильнула к нему, спряталась под бекешу, лицом уткнулась в грудь – теперь ей и всего мира было не надо – так и поехали, под снегом, в шепчущую, ласковую темноту долгой зимней ночи.
***
Двумя часами позже
Зимняя ночь пахла летними цветами. Пахла ночной степью, медоносами и порохом. Пахла горячим телом, поцелуями, женским соком, мужским семенем. В бессонной темноте слышалось только дыхание двоих – сбитое, неровное… стоны страсти уже поутихли, но покой еще не пришел, и сладкая дрема не сомкнула глаз.
Нестор и не хотел спать – обнимал Сашу, прижимал к себе, гладил, да шептал ей что-то безумное, что никогда еще не говорил ни одной Евиной дочери, да и после вряд ли скажет: есть ночи, что не повторяются, и слова, что говорятся лишь раз в жизни… но против воли уплывал, соскальзывал в сон, и противиться не было сил: как будто течением Днепра уносило его от любушки, от Панночки ненаглядной.
Вскидывался, притягивал в поцелуй:
– Саша… Сашенька… здесь я, с тобой… – но веки снова смыкались… что ж, да и пусть… слаще сон, когда милая рядом, когда покоит она супруга на груди своей.
– Нестор, желанный мой… муж мой любимый… – губами касалась, улыбалась счастливо, и на груди нежила, тонкими пальцами перебирала спутанные атамановы кудри.
– Ммммм… любушка… ты что все сказать мне хотела?.. А я целовал да не слушал… ну, скажи теперь, скажи, сердце мое, женушка…
– Тшшшшш, Нестор… Отдыхай теперь… утро вечера мудренее. Я завтра скажу…
– Ох, кошка ты дика да лукава… – прошептал с улыбкой, да и заснул, успокоенный, крепко и сладко – впервые за неделю.
Саша же еще долго без сна лежала в темноте, боясь пошевелиться, чтобы случайно не потревожить своего атамана, и думала, мечтала, представляла его изумленное лицо, вспыхнувшие глаза – когда узнает про сына…
Пусть теперь отдохнет, поспит, наберется сил. Завтра ему опять воевать, командовать, отдавать приказы. Быть Черным атаманом. И еще – мужем. Возлюбленным. Отцом.
Саша вздохнула, прижалась к Нестору потеснее и сама закрыла глаза, и медленное течение реки понесло ее в страну сновидений, вслед за суженым. Там они и встретятся, на цветущих берегах, под лазоревым небом с зелеными звездами. А когда проснутся… все будет, как надо, хорошо и правильно, у Черного Атамана и Белой Панночки.
«Я скажу ему завтра…»
КОНЕЦ
Москва, 30.11.2019
6.40, суббота
Ричард Брук (с)
Примечания
1
Маруся Никифорова – полевая командирша, жена анархиста Бржстока, соратница Махно, успевшая побывать его любовницей. В описываемое время Никифорова находилась в Москве, где ее должны были судить за дискредитацию советской власти и неподчинение декретам (суд состоялся в январе 1919 года).
2
Феня Гаенко – доверенное лицо и подруга Агафьи (Галины) Кузьменко, последней жены Махно. В описываемое время была любовницей Лёвы Задова.
3
Всеволод Яковлевич Волин (Эйхенбаум) – анархо-коммунист, сподвижник Махно. Был также любовником Галины Кузьменко.
4
Каданс – здесь в значении: ритмическая последовательность звуков; ритм.
5
Бывал – биография Волина включает эмиграцию, до и после Октябрьской революции; умер он также в Париже.
6
Московские высшие женские курсы (МВЖК) – высшее учебное заведение для женщин в России. Существовали с 1872 по 1918 год (с перерывом в 1888—1900 годы), после чего были преобразованы во 2-й МГУ. С 1906 года открылся медицинский факультет, где и училась Саша.
7
Феодо́сий (Федо́с) Юсти́нович Щусь (25 марта 1893 – 13 (27) июня 1921) – командир повстанческого отряда, затем один из командиров в Революционной повстанческой армии Украины, начальник кавалерии, «правая рука» Нестора Махно.
8
С.С.Корсаков – русский психиатр, один из основоположников нозологического направления в психиатрии и московской научной школы психиатрии, автор классического «Курса психиатрии» (1893), один из основателей экспериментальной психологической лаборатории в Москве в 1886 году.
9
Агафья (Галина) Андреевна Кузьменко (1892—1978) – украинская националистка, революционерка и анархистка, жена Нестора Махно с весны 1919 года (по некоторым неподтвержденным данным – с осени 1918 года)
10
Морганатический брак – здесь: в значении неравнородный, когда супруги происходят из разных социальных классов.
11
«Страшная месть» – повесть Н.В.Гоголя из цикла «Вечера на хуторе близ Диканьки».
12
В 1918 году Кузьменко еще не была в близких отношениях с Махно, работала секретарем, но делала все, чтобы помешать его романам с другими женщинами.
13
Банные традиции Украины несколько отличаются от русских; «мыльни» и «лазни» чаще устраивали прямо в хате, в закуте за печью, или мылись в большой бочке; но и отдельно стоящие бани-избушки встречались, особенно на хуторах.
14
Это действительно так. И сам Нестор Иванович, и его сподвижники с глубоким уважением относились к умным и образованным женщинам, ценили боевых подруг, что, впрочем, нисколько не мешало мужчинам ни флиртовать, ни изменять, ни