привести жену в дом, и за себя, что будет невестка, есть с кем поговорить, а там, глядишь, внуки появятся…
Борис до ночи просиживал за учебниками, утром бежал на работу, вечером в техникум, а оттуда к матери. И так целыми днями, пока мать не выписали из больницы. А вскоре на улице столкнулся с девчонкой, с Алёнкой Матуниной, которая сказала, что Катька выходит замуж за Серёжку Торопова. И свадьба будет в этот выходной. Гостей наприглашали – уйму! Вся тороповская родня прикатит, а они богатые – страсть! Направо и налево деньги швыряют. Неделю, не меньше, будут гулять. Протараторила и махнула рукой, что ей некогда стоять и лясы точить, а нужно готовить наряды, потому что свидетельницей на свадьбе будет. И заторопилась в магазины…
Борис вернулся домой. Долго сидел, хмурился, вспоминая разговор, а потом не выдержал. Сказал матери, что поедет в деревню и, если получится, привезёт Катюшку. И помчался на вокзал. Сутки на поезде, потом не стал автобус дожидаться, а поехал на попутке, чтобы быстрее добраться. Сунулся к реке, вода поднялась, вброд не перебраться, а мост далеко. Борис заметался по берегу, потом скинул куртку и прыгнул в воду. Дыхание перехватило, когда нырнул, судорогами стало сводить руки и ноги, но всё же доплыл до берега. Выбрался из реки, зуб на зуб не попадает. И побежал, надеясь, что успеет до свадьбы попасть в деревню. Но уже поздно было. Издалека услышал шум, громкие выкрики, сигналили машины, донёсся хохот, опять выкрики. Огородами бросился к Катюшкиному дому, и наткнулся на Василь Макарыча, который стоял и хмуро смотрел на него.
– Не дури, – рявкнул агроном и оттолкнул Бориса. – Раньше нужно было думать, а сейчас поздно. После драки кулаками не машут.
– Пусти, Василь Макарыч, – стал рваться Борис. – Почему она не дождалась? Я же говорил…
– И я говорил, что проворонишь девку. Уехал – и ни слуху, ни духу, хоть бы весточку прислал. Она ждала. Ко мне прибегала, жаловалась, что мать покоя не даёт и Торопов, а ты умотал и с концами. Так не бывает, Борька. А теперь уйди отсюда, – опять оттолкнул агроном. – Поздно спохватился. Не порти жизнь ни себе, ни Катьке. Ты уедешь, а ей здесь жить. И так по деревне слухи поползли, что ты попользовался и сбежал. Не влезай в чужую жизнь. Уезжай и больше не появляйся. Ты опоздал. Уходи…
Борис стоял и молчал, а потом увидел, как в соседнем дворе «Горько!» закричали гости, увидел Катюшку в белом платье, а рядом с ней Сергея Торопова, который пьяненько ухмылялся, довольно поглядывая по сторонам. Лишь невеста ничего не замечала. Сидела за столом, опустив голову, и молчала. «Горько!» – опять закричали, и невеста с женихом поднялись, и Борис увидел, как Катюшка потянулась к жениху… нет, к своему мужу, а тот вытер губы и наклонился к ней. Борис поник. У него словно пружинка хрустнула внутри и рассыпалась на кусочки. Тяжело стало на душе. Борис понуро взглянул на Катюшку, потом махнул рукой, развернулся и медленно направился по тропинке. Опоздал.
…Борис сидел на камне, вспоминая, как торопился в деревню, чтобы увезти свою Катюшку, а попал на её свадьбу, а Василь Макарыч велел уехать. А может, нужно было остаться и всё-таки забрать Катюшку и сбежать с этой свадьбы. А потом… А потом что бы делал? Как бы домой вернулся с чужой невестой из-под венца? Мать на порог не пустит. А если бы и пустила, как бы жили? Жизнь, о которой мечтали на берегу реки, она бы не сложилась – это точно. И получается, что сами бы испортили жизнь и себе и другим. Будущего не было…
Борис поднялся, мельком взглянул на берёзы, что взбегали по склонам холмов, посмотрел на пожухлую траву в золоте листвы и тяжёлое осеннее небо, подхватил рюкзачок и заторопился в деревню, в которой не был с того самого дня, с той самой свадьбы. Три года, кажется, так мало, но в то же время – это долго, очень много времени прошло. Наверное – вечность…
Остановившись возле забора, Борис заглянул во двор. Бабка Нина в фуфайке, в тёплом платке по брови, в юбке в пол, из-под которой были видны старые галоши, копошилась на маленьком огородишке, что тянулся за баней. Борис распахнул скрипучую калитку.
– Баб Нин, здрасьте, – крикнул он. – Это я, Борис, приехал.
Бабка Нина приложила ладошку к глазам. Долго всматривалась, а потом всплеснула руками и заторопилась к крыльцу, на ходу вытирая руки грязной тряпкой.
– А я нынче свою кошку ругаю, что, говорю, сидишь, гостей намываешь, – заулыбалась морщинистым личиком баба Нина. – Вроде бы неоткуда гостей-то ждать, а она умывается и умывается. Вот оно как, Бориска приехал! Гость на порог – хозяину радость. Проходи, Бориска, не стой на улице. Проходи…
И заторопилась в избу. Сбросила галоши, распахнула дверь и скрылась.
Скинув куртку на веранде, Борис зашёл в избу. С порога огляделся. Всё по-прежнему, как раньше было. Кажется, словно не уезжал. Даже бабка Нина осталась прежней, будто время не затронуло старуху. Всё такая же суетливая, всё торопится, словно не успеет. И сейчас заколготилась на маленькой кухоньке, где стоял старый стол возле окна, в углу тёмная, почти чёрная старая икона виднеется, а рядом с печкой ухваты стоят и пара чугунков.
– Вещички бросил и умотал. Я до сей поры храню. В сундук убрала. Как чуяла, что приедешь. И вот оно как, кошка намыла гостя, – искоса взглянула бабка Нина и загремела чашками. – Айда за стол, сейчас повечеряем.
– Давно хотел приехать, да всё времени не было. Мать заболела. За ней ухаживал. Вдвоём живём. Некому помочь. Всё самому пришлось делать. Перевёлся на вечернее отделение. Днём работаю, а вечерами в техникум бегаю. Летом получу диплом, – сказал Борис, присел на краешек табуретки и вытащил несколько свёртков из рюкзачка. – На вот, гостинчик мать собрала. Бери, баб Нин, бери…
И пододвинул на край стола.
– Ну зачем, Бориска? – всплеснула руками бабка Нина, но взяла свёртки и сунула в шкафчик. – Потом разберу, потом… Поклон матушке за гостинцы! И я что-нибудь соберу. Медку налью. Хороший мёд в этом году, запашистый – страсть, а вкусный – у-у-у! – она закачала головой. – Передашь своей мамке. Пущай поправляется.
Сама говорила и тут же выставляла на стол чашки, наливала простенький супец, выловила пару огурцов и крупно порезала на кругляки, хлеб накромсала, холодную картошку в мундирах поставила, а рядом на блюдце кусочек сала с тоненькой прослоечкой. Звякнули ложки. Уселась за стол. Потом спохватилась, заохала, сунулась в угол, достала