– Эй, парень, куда тебе? – пригнувшись, шофёр выглянул из кабины. – Прыгай ко мне, а то пешим пойдёшь. Тебе нужно было на большак отправляться, а не стоять на станции. Здесь редко машины проезжают. Считай, повезло, что я появился. Запрыгивай!

Шофёр опять крикнул и с лязгом распахнул дверцу.

– Нет, спасибо, я лучше в кузове поеду, – сказал Борис и забросил старенький рюкзак в кузов. – Мне до Петровки нужно добраться. Добросите?

Сказал, ухватился за край доски, подтянулся и одним рывком взобрался в кузов.

– Я в Алёхино направляюсь, – опять крикнул шофёр. – Высажу возле речки. А там по тропке доберёшься до своей Петровки.

И взревев мотором, старенький грузовичок загромыхал по ухабистой дороге.

Борис стоял в кузове, держась за кабину. При такой тряске невозможно было усидеть, того и гляди, на ходу вылетишь. Он стоял, крепко вцепившись, и щурился от холодного осеннего ветра, потом поплотнее запахнул тёплую куртку и опять ухватился, когда машину неожиданно тряхнуло. Борис смотрел по сторонам. Всё знакомое вокруг. Казалось, за три года, пока его не было, ничего не изменилось. Тёмной зеленью стоит густой еловый лес, а там золотом сверкнули берёзки, костром полыхнул боярышник и отовсюду горьковатый запах пожухлой травы. Разбитая дорога, по которой почти каждый день приходилось мотаться с агрономом по полям и деревням. А вдали темнели горы. Казалось, до них рукой подать, а в то же время они далеко. Мелькнули чёрные лоскуты полей. И опять потянулись придорожные кусты, местами видны полянки с пожухлой травой, да изредка мелькала река Шумелка. Казалось, всего три года не был – это очень мало, но в то же время – долго, так долго, казалось ему, точно время остановилось, когда сообщили, что его Катюшка выходит замуж и он помчался в деревню, чтобы украсть, увезти её. И болью полыхнуло в груди, когда он вспомнил про Екатерину, о том, как…

– Эй, что застыл? – донёсся голос шофёра, и он выглянул из кабины. – Я уж боялся, что на ходу вылетишь. Всю дорогу поразбивали тракторами да комбайнами. Давно бы домчались, а теперь словно черепахи плетёмся, – и опять повторил: – Что застыл-то? Передумал в Петровку ехать, тогда у нас оставайся. Нам люди всегда нужны. Был бы человек, а работа найдётся.

И хохотнул.

– Нет, спасибо, – Борис мотнул головой. – Я лучше в Петровку. Давно не был.

Он скинул рюкзак и перемахнул через хлябающий борт.

– Слышь, а я узнал тебя, – шофёр с любопытством взглянул на Бориса. – Ты же практикантом в колхозе был, да? У Василь Макарыча в помощниках ходил. Я помню, вы ещё к нам приезжали, по полям мотались. А зачем приехал? Опять практика или решил в деревню перебраться?

Шофёр подмигнул и неопределённо покрутил в воздухе грязной рукой.

Борис нахмурился. Искоса взглянул на шофёра.

– Да, Василь Макарычу помогал, – буркнул он, вскидывая рюкзак на плечо, и взглянул на шофёра. – Сюда перебраться, а зачем? Меня никто не ждёт. Сейчас осень. До диплома осталось всего ничего. После защиты куда распределят, туда и уеду, – и повторил: – А здесь никто не ждёт.

– Понятно, – закивал головой шофёр, а потом ткнул пальцем. – А эта пигалица… Как же её… Всё на обрыве сидели, – он запнулся, видать, вспоминал и, не вспомнив, махнул рукой. – Ладно, бывай, парень. Я помчался.

Он захлопнул дверцу, опять взревел мотор, машина дёрнулась и, поднимая облако пыли, неторопливо заковыляла по ухабистой дороге.

Борис остановился возле речки. Небольшая. Извилистая. Несёт свои воды между обрывистых берегов и словно по ступеням спускается: здесь омут, а тут перекат, а там разлилась по равнине, и снова на её пути перекат, а за ним омут, и опять вырвалась на волю и заворчала, зашумела между отвесными стенами. Наверное, поэтому назвали речку Шумелкой, а по весне она ревёт, бьётся между крутых берегов, злится на перекатах, ворочает камни. Взглянешь, вроде небольшая река, а не дай Бог оказаться на её пути. Любого с ног собьёт, закрутит и унесёт в дали дальние. Своенравная речка, с характером…

Борис присел на большой валун и взглянул на низкие тяжёлые тучи. Осень. На холмах, где берёзки взбегали на вершину, трава пожухлая, а поверх неё листья золотом отливают. Кое-где зелёные островки ельника, а дальше, там, ниже по течению, лес стеной встал. Густой, тёмный. А ягод и грибов там видимо-невидимо! И холмы все в ягодах. Солнце пригревает, поднимаешься по склону, а в густой траве россыпи красных капелек. Только успевай наклоняться. Он частенько вспоминал деревню и свою Катюшку, как она собирала грибы да ягоды, как торопился к ней, а потом сидели на склоне, смотрели на речку, на небо и слушали ночь, а ещё Катюшка пела. Песни медленные, тягучие и долгие, а он слушал и мечтал, что они всегда будут вместе…

Борис поправил рюкзак. Вздохнул, вспомнив Катюшку, нахмурился и зашагал по узенькой тропке. Листья облетели. Так, кое-где на кустах ещё виднелись, а под ногами ковёр из опавших листьев и пожухлой травы. Вода в реке серая и тяжёлая, словно в тот день, в конце октября, когда уже вот-вот должен был лечь снег, он примчался сюда, чтобы увезти свою Катюшку. Не стал добираться до моста, что был в полутора километрах, а бросил куртку на берегу и прыгнул в ледяную воду, чтобы переплыть на другую сторону и помчаться в деревню, где в тот день была свадьба…

Ранней весной, едва сошёл снег, Бориса прислали сюда на практику. Старый агроном Василь Макарыч давно поговаривал про пенсию, но его не отпускали. Некому было заменить. И тогда он попросил, чтобы к нему присылали всех практикантов, хоть небольшая, но помощь. Глядишь, кому-нибудь понравятся здешние места и после учёбы сюда вернётся. А от себя Василь Макарыч пообещал проводить с каждым разъяснительную работу, как он называл всякие уговоры, чтобы затянуть молодёжь в деревню. И начальство стало ему присылать всех студентов, кого направляли в колхоз на практику. Так Борис попал в деревню…

В деревне всегда ждали новых практикантов. Одни посмеивались, глядя, как Василь Макарыч расписывает прелести деревенской жизни да таскает за собой студентов, показывая местные красоты, надеясь, что кто-то из них навсегда останется в деревне. Ага, так они и остались. Кому нужна деревенская грязь и дороги, по которым ни пройти, не проехать. А вот другие кивали головами, соглашаясь с Василь Макарычем, потому что понимали, что без хороших специалистов вся встанет работа. Глядишь,