И она погрозила пальцем.

Юрий посмотрел в окно. Задумался. Потом поднялся и направился к выходу.

– Ты куда, сынок? – сказала мать вслед. – Куда собрался?

– Пройдусь по деревне, – сказал Юрий. – На луг схожу. Посижу немного. По ночам запах снился.

И вышел, захлопнув дверь.

– Не задерживайся, – запоздало крикнула мать. – Я баньку затопила. Попаришься с дороги.

Юрий вышел. Остановился на крылечке. Закурил, оглядывая двор. Возле калитки, что вела в огород, возле будки лежала лохматая псина. Подняла голову, когда он появился, недовольно рыкнула, показывая, что она отвечает за порядок и охрану, потом лениво вильнула хвостом с прицепившимися репьями и снова положила голову между лап. Жарко. Лень гавкать.

Вдоль забора высокие поленницы. Лето на дворе, а отец уж вовсю готовится к зиме. Так было принято. Бельё полощется на ветру. Видать, мать стирку затевала. На штакетинах посверкивают боками банки, белым пятном мелькнул бидончик, а возле бани, на покосившемся заборе целый ряд модельной обуви. Какой только тут нет! И кирзовые сапоги, и резиновые, галоши любого размера, драные красные кеды, невесть откуда взявшиеся, а там голубенькие тапки виднеются, кирзовые опорки в разные стороны глядят. Обувь на любой вкус и цвет…

Юрий вздохнул. Господи, как хорошо! Всё родное, до мелочей знакомое, чего не хватало там, в его скитаниях, в его бегстве от себя самого. А теперь приехал – и насмотреться не может. За эти годы, пока его не было, батя подлатал сарай. Дверь новую навесил, а на крыше свежие заплаты из шифера. Год-два пройдёт, и они потемнеют. На меже небольшая копёнка сена. Видать, этого года, не поблёкла ещё трава, не прижало копёнку к земле. Юрий не забыл, как мотался с отцом на сенокос. Кожа да кости оставались, пока сено готовили. Отец ни на минуту не присаживался и ему с матерью не давал продыху. А потом за сараем омёт ставили. Даже не омёт, а омётище. Соседи приходили, помогали. А потом они ходили к соседям. Так было принято в деревне…

Он вышел на улицу и неторопливо направился по тропке, не забывая посматривать по сторонам. Господи, как же тут хорошо! Казалось, каждая мелочь, каждый камушек знаком. Немного постаревшие дома, возле некоторых сидят старики, одни разговаривают, перекликаются, а другие пригрелись на солнце и дремлют. Неподалёку заскрипел журавль, звякнула цепь, и какой-то мальчишка, проливая воду, принялся пить через край ведра, а потом утёрся рукавом рубашки и с криком помчался в проулок. Видать, в войнушку играют. А там берёзовый колок виднеется. Частенько ходили туда гулять, а то и просто посидеть. Хорошо в нём, зелено и светло, а за речкой виднеются поля. Одни тёмные, а другие волнами ходят. Вон бурун появился и тут же исчез – это ветер балуется. Господи, как же хорошо! Юрий вздохнул, завертел головой, потом скинул туфли, стащил носки и помчался по узкой тропке, шлёпая босыми ногами. Бежал, словно в далёком детстве, с протяжным криком, а ветер трепал шевелюру и полоскал расстёгнутую рубаху, потом раскинул руки и замахал, словно крыльями, будто хотел взлететь в это бездонное ярко-синее небо, а на душе была радость и восторг…

Юрий сидел на диване. Включил телевизор. Шла какая-то передача. Он курил, смотрел передачу, а мысли были далеко. Он был в прошлом, был в деревне…

Он махал руками, а потом приостановился на краю огромного луга. Нет, не огромный, а можно сказать, что небольшой, это в те времена казался необъятным, а сейчас то ли он повзрослел, то ли лужок стал поменьше…

Юрий стоял, а вокруг него было хмельное разноцветье. И запах такой, что казалось, его можно потрогать – густой и вязкий. И Юрий протянул руку, вот-вот дотронется, а потом скинул рубашку и упал в густую траву, раскинув руки. Он лежал и улыбался. У каждого человека есть своё любимое место, река ли, опушка леса, а может, простая скамья в заросшем парке, которые манят к себе, которые снятся ночами и куда хочется вернуться вновь и вновь, хотя бы в снах или воспоминаниях. Юрий лежал, раскинув руки, а вокруг него были цветы: ромашки с клевером, льнянки и медуницы, гвоздика и васильки. И дух такой, что кругом шла голова. Вокруг был терпкий запах земли, и сладковатый запах полевых цветов с небольшой горчинкой, который все годы преследовал его как во сне, так и наяву. Он лежал, а казалось, будто вернулся в далёкие годы, на этот самый луг, а рядом была она – Алёнка. Давно была, а сейчас…

Он приподнялся, вспоминая Алёнку – эту худенькую и голенастую девчонку в выцветшем платьишке. Они приходили сюда и рвали цветы, а потом мчались наперегонки по лугу. И Алёнка смеялась – весело и задорно, когда удавалось вырваться вперёд, и тогда она бросала цветы ввысь, которые разлетались во все стороны, а она падала на траву, раскинув руки, и замирала, глядя в высокую небесную синь…

Юрий поднялся. Собрал небольшой букет, осмотрелся, а потом направился по тропинке к речке. Возле осокорей старая скамейка. Гляди ж ты, сохранилась! Сюда прибегали с Алёнкой. Сидели вечерами, мечтали. А сейчас, наверное, кто-нибудь другой приходит, и просиживают до глубокой ночи, тоже о будущем мечтают. Всё может быть…

…Юрий вздохнул, вспоминая Алёнку, и поднялся с дивана. Закурил. Взял пепельницу и снова уселся. По телевизору показывали футбол. В другое бы время не отрывался от экрана, а сейчас встреча с той женщиной в автобусе всколыхнула прошлое, опять заставила заглянуть внутрь, заглянуть в свою душу, вспоминая былые времена…

Он сидел на скамейке под осокорями, а на душе была грусть. Как бы себя ни ругал, как бы ни мотался по белу свету, но правильно говорят, что от себя не убежишь, и хочешь ты этого или нет, но воспоминания останутся с тобой до конца дней твоих. Он вздохнул, затеребил небольшой букетик, а потом улыбнулся, заметив небольшие два сердечка, словно наложенные друг на дружку и пронзённые стрелой. Это он вырезал перочинным ножом на скамейке и сказал, что отныне и на века они будут вместе. Будут, но не стали…

Он сидел, смотрел на реку, на тёмные воды возле берега, а на стремнине она сверкала, бликами ослепляла и шумела на далёком перекате. Воробьи над головой устроили гвалт. Разгалделись, расшумелись, того и гляди, раздерутся. И тут же смолкли, когда над ними раздалось карканье