Дома она была окружена отцовской любовью, материнской заботой и уважением двух старых воспитателей: священника-подобоя из замка, который ревностно обучал ее закону божию, и отца Штепана — ученого августинца, который никак не мог смириться с тем, что в свое время ему пришлось бежать в Польшу, спасаясь от гуситов. Там по желанию королевы Ядвиги он читал лекции по физике в Краковском университете. Через двенадцать лет он тайно возвратился в разрушенный роудницкий монастырь и существовал тем, что делился своими знаниями с подрастающими сыновьями и дочерьми немногих чешских дворян, которые жили неподалеку и которым в те смутные времена казалось, что наряду с богатством — бесспорной привилегией — кое-какую ценность имеет и человеческий ум. Наверное, они чувствовали, что близится новое время, наверное, видели уже первые лучи его ослепительного света.

Отец Штепан учил юную Анделу с успехом, заслуживающим удивления. Вместо того чтобы развивать ум Анделы, он развивал ее воображение, которое оказалось способным превращать один предмет в другой, а из слов умело извлекать даже то, чего в них не содержалось.

Как Марек узнает в дальнейшем, Андела уже давно помолвлена с Шимоном из Стражнице, младшим братом Полянского пана Бедржиха из Стражнице. Пока это держалось в тайне, ибо упомянутый Бедржих и пан из Подебрад смертельно ненавидели друг друга. Иржи мог быть недоволен таким союзом. Андела всегда помнила о том, что обручена, это казалось ей даже занятным, однако стать замужней дамой она еще не стремилась. Ее чистота не спешила превратиться в надменность.

Пока что свои желания она понимала с трудом: порой ей хотелось где-либо остаться и одновременно уйти, непробужденные чувства воспринимали мир неясно, в ее душе еще не созрели ни бурные радости, ни горькие слезы. Ее чувства были так же юны, как и она сама.

Но Андела красива и возбуждает в мужчинах мечты и стремления, тревожащие и будоражащие их. Однако как раз этого-то Андела и не знает.

Марек привязывает коня к решетке кладбищенских ворот и входит в церковный двор. Неподалеку от костела двое мужчин копают могилу так усердно, словно ищут клад. Марек входит в храм и осеняет себя крестным знамением, ибо тут пребывает бог. Сюда не смеет проникнуть дьявол, а если он все же попытается, то придется ему не только перекреститься, но и пробормотать слово божье.

Марек видит, что священник заканчивает мессу и благословляет молящихся. В это мгновение он напоминает апостола, хотя жесты его обычны, даже несколько небрежны и не соответствуют торжественной тишине храма. Но это не смущает небольшую горстку верующих. Они едва ли замечают, что обряд совершается почти целиком по католическому ритуалу, не замечают и того, что священник облачен в белый стихарь. По решению последнего священного синода подобой может облачиться даже в ризу, расшитую золотом, но это, вероятно, подебрадскому священнику кажется «чересчур». Марек воспринимает все как должное. Он вспоминает своего воспитателя Яна Сука из Тынца над Лабой, священника-подобоя; как тяжко он переносил уступки чашников настояниям римско-католической церкви. Сколько раз предостерегал он Марека, чтобы тот не вздумал быть священником — посредником между людьми и богом. Этот почитатель Яна Гуса скорее бы умер, чем полностью подчинился католикам. Впрочем, Марек убежден, что всякий священник — чуточку святой, каково бы ни было его облачение.

Марек медленно оглядывает храм. Он хочет пробудить в себе чувство отрешенности, чтобы можно было обратиться к богу. Постепенно ему это удается. Святые глядят на него, печальные и блаженные, господне око тихо мерцает над алтарем, лики святых оживают, храм, словно излучая свет, наполняется ароматом доброты. Теперь Марек испытывает чувство щемящей грусти, светлой печали и сострадания ко всем людям. Рассудок его умолкает, остаются лишь вечные сомнения.

В чем смысл его жизни? Была бы жизнь его никчемной, если б он унаследовал отцовский грех? Ведь Марек — дитя грешной любви Михала из Канька — Марек побочный сын Михала, хотя тот давно уже признал его законным. Падет ли грех отца на голову Марека? Простит ли его бог? Только бог не снисходит до ответа. Может быть, у бога есть другие дела, а может, он отвечает так тихо, что в шуме, с которым верующие покидают храм, ничего не слышно.

Марек думает. Отягощен грехом не только его отец — есть грех и за Мареком. Та девушка первой поцеловала его — в кутногорской общественной бане. У него голова пошла кругом. А потом он целовал ее и увлек в свою комнату. У нее были синие глаза и золотые волосы. Наверное, ее звали не Аполена, но Марек так ее называл. Он поддался дьявольскому искушению. Он знает об этом, хотя совершенно вычеркнул девушку из своей памяти. А сейчас охотно испросил бы себе наказание, чтобы очиститься от греха, который остался на нем.

Господи боже, пошли мне наказание! И немедленно, пусть это будет уже позади. Чтобы мог я снова смотреть на ту нежную, красивую, чистую девушку, которую видел перед воротами замка! Пусть и я буду таким же чистым и неоскверненным, как она!

Священник уходит, в костеле тихо, господне око лад алтарем благосклонно мерцает, святые застыли в своих позах, но ответа бога так и не слышно. Марек не может уловить ни единого знака, отпущение грехов не приходит. В памяти его всплывают слова отца Амброзия: наказания божьи невидимы. Наверное, он прав — этот цистерцианец[4] из крестьянского монастыря понимал бога. Может быть, я уже наказан, только не знаю об этом, размышляет взволнованный юноша. Или я уже прощен, но тоже не знаю об этом.

В душе Марека умолкают сомнения и разливается чувство блаженного умиротворения. Может он выйти из храма в суетный день? Может. Конь нетерпеливо ждет его. Дергает уздечкой, чуть не срывает кладбищенские ворота. Могильщики не замечают их. Они не замечают, что Марек снова садится на коня и возвращается в город. Ему немного легче. Впрочем, могильщиков это и вовсе не интересует.

Марек направляется к пану Иерониму Ваху.

Вах торговал широко. Вывозил за границу воск, мед, кожу, лес, хмель, олово, медь, свинец и серебро. Ввозил соль, легкие ткани, сукна, коренья, рыбу, золото. Компаньон Михала из Канька