Печальный финал имеет и дружба Марека с дружинником Подебрада Дивишем из Мелитинка, который при всей своей бесшабашности оказывается способным на истинную верность и высокую самоотверженность.
Жестокое время не благоприятствовало любовным союзам, основанным лишь на влечении сердца, и дружеским узам, чуждым корыстного расчета. Но писатель сумел показать красоту их обреченных на провал благородных порывов, красоту, окрашенную в трагические тона.
В романе Ржиги на материале далекого прошлого поднимается актуальный и сегодня вопрос о взаимоотношении человека и истории, права и справедливости, счастья и долга. Но при этом Ржига нисколько не модернизирует события, не строит сомнительных аллегорий. Его роман — действительно исторический — о конкретных людях конкретной эпохи.
Писатель создал яркие типажи людей чешского средневековья. Интересен образ Иржи Подебрада: молодой, энергичный, он стремится действовать уже не одной только грубой силой, он ценит образованность и верность. Однако князь может совершенно хладнокровно сгноить в крепостной башне честнейшего человека — портного Кржижковского, лишь бы его не обвинили в попустительстве еретикам. Выразительны образы подебрадского военачальника Яна Пардуса, типичного средневекового рыцаря — разбойника Яна Колды из Жампаха, расчетливого купца — отца Марека.
Несколько в ином ключе выдержаны образы Марека и Анделы, которых окружает романтический ореол, но романтичность юных влюбленных резче оттеняет суровость описываемой эпохи. «Преклони предо мною колена» — это книга, сочетающая достоверность исторического повествования и, как писал ее чешский рецензент Ш. Влашин, «печальный романс» о несбывшейся любовной мечте[2].
Исторический роман имеет в чешской литературе богатую традицию, его судьбы тесно связаны с развитием освободительной борьбы чешского народа. Первым чешским прозаиком, получившим европейскую известность, был основоположник реалистического исторического романа Алоис Ирасек (1851—1930), произведения которого, в живых образах воскресившие для читателя древние чешские сказания и славную эпоху гуситских войн, мужественный отпор чешских патриотов иноземным поработителям и истоки национального возрождения, способствовали пропаганде демократических идеалов, воспитывали стремление к национальной независимости. Новатором в этом жанре выступил Владислав Ванчура (1891—1942). Свободных и цельных людей он воспел в романе «Маркета Лазарова» — поэтической легенде о благородных средневековых разбойниках, а его грандиозная патриотическая летопись «Картины из истории народа чешского» (1939—1940) явилась одним из самых значительных произведений чешской литературы антифашистского сопротивления. Историческая тематика успешно разрабатывалась и в литературе социалистической Чехословакии. Достаточно вспомнить В. Неффа, Й. Томана, Ф. Кубку, М. В. Кратохвила, В. Каплицкого. Теперь в одном ряду с этими именами с полным правом можно назвать имя Б. Ржиги, который обогатил современную историческую прозу обращением к сравнительно мало в ней освещенному периоду прошлого своей страны и интересным творческим решением, развивающим плодотворные традиции В. Ванчуры. Влияние автора «Маркеты Лазаровой» сказывается у Ржиги на характере авторской речи, которую он слегка стилизует под речь рассказчика — свидетеля событий, а также в использовании метафор, в кинематографически быстрой смене эпизодов, да и в трактовке средневекового человека, для которого жестокость, особенно в отношении к подданным, была нормой повседневного поведения.
«Поверьте, — писал Ржига о своей работе над романом, — этот труд отнюдь не был легким. Я должен был вжиться в ту эпоху, проникнуться ее верой, забыть о всей нашей истории после пятнадцатого века...»
Эффект непосредственного рассказа достигается в романе риторическими вопросами и восклицаниями, постоянным обращением к читателю, которого словно приглашают поразмыслить над возможным ходом событий и мотивами человеческого поведения: «Что за звон? Это колокола? Это грохочут аркебузы? Это мостовая дрожит под копытами коней? Наверное — все вместе, потому что в город во главе пестрой кавалькады дворян въезжает Иржи из Подебрад».
Речь рассказчика призвана приблизить к читателю мировосприятие средневекового человека, его видение окружающего: «Марек входит в храм и осеняет себя крестным знамением, ибо тут пребывает бог». Однако безусловная вера во всевышнего уже поколеблена, человек все яснее сознает необходимость руководствоваться своим собственным разумом и брать на себя ответственность за свои поступки. И это сознание передано легкой иронической окраской авторской речи: «Простит ли его бог? Только бог не снисходит до ответа. Может быть, у бога есть другие дела, а может, он отвечает так тихо, что в шуме, с которым верующие покидают храм, ничего не слышно».
Избранная Ржигой манера письма не способствует пространным психологическим описаниям. Характеры героев раскрываются в действии, в поступках, в столкновениях. Оттенки их переживаний передаются изменениями в стиле повествования: то по-деловому перечислительном, то спокойно-описательном, то возвышенно-метафорическом. Вот Марек впервые увидел Анделу: «Зеленое шелковое платье плотно облегает тонкую талию. Расширяясь кверху, платье походит на прелестную вазу, края которой обрамляют белоснежные плечи с задумчивым цветком лица». Так видеть девушку может только влюбленный, и нет никакой нужды подробнее расписывать душевное состояние Марека. А вот Марек, обуреваемый противоречивыми чувствами, сопровождает из Праги в Подебрады арестованного подебрадским войском верховного бургграфа чешской столицы пана Менгарта. Состояние героя, в душе которого ненависть наталкивается на простую человеческую жалость, хорошо передает сама манера повествования: «Кто после битвы у Липан приказал спалить амбары, где находились пленные табориты и сиротки? Пан Менгарт. Кто долгие годы правил в Праге жестоко и надменно? Пан Менгарт. Кто в присутствии кардинала Карвайала предал чашу и снова присягал католической вере? Пан Менгарт. Остается лишь добавить, что пан Менгарт тоже человек. И весьма старый? Скоро его закроет земля. Марек это сознает и обращается с ним соответствующим образом».
Роман Ржиги динамичен и компактен. Внешний исторический колорит: княжеские палаты, казармы, трактиры и бани Подебрад, купеческие лабазы, улочки и дома готической Праги — все это обрисовано без излишней детализации и умильного любования стариной, но весьма пластично и выразительно. Рецензент журнала «Творба» Ш. Влашин, на мнение которого мы уже ссылались, справедливо писал об этом произведении: «Мудрая, зрелая книга не только обогатила наше представление о творчестве Ржиги, но и способствовала подъему новой, художественно более высокой волны нашей исторической прозы»[3]. Признание и высокая оценка романа Богумила Ржиги выразились в присуждении ему чешской Литературной премии 1972 года.
...Итак, перенесемся на пять веков назад. И вместе с отважным темноволосым юношей Мареком из Тынца приблизимся к стенам замка подебрадского князя Иржи, чтобы стать свидетелями событий, давно минувших, по по-прежнему волнующих сердца глубоким драматизмом.
С. Шерлаимова
ОТ АВТОРА
Пожалуй, мне нужно объяснить свою смелость.
Отправиться в эпоху пятисотлетней давности без каких-либо свидетельств — поступок более чем авантюрный. Однако на своем прежнем месте жительства я встречался с именем Иржи из Подебрад так часто, что в конце концов ощутил потребность проникнуть в пятнадцатый век. Мне было необходимо убедить самого себя в том, что существование Иржи — историческая правда. Кроме
