Его дом, расположенный недалеко от Нимбуркских ворот, только издалека кажется ветхим, а вблизи это чуть ли не замок: крепкая двускатная крыша, стены каменные, двери дубовые, окна забраны решетками и всюду замки, засовы, крючки, задвижки. Пан Иероним боится, что его убьют в постели. Да и добро свое бережет, никому ничего не даст без выгодного залога. Таков искони купеческий обычай.

Пан Иероним принимает Марека в торговом помещении. Он стоит словно статуя за покатой деревянной конторкой. Застывшее выражение на аскетическом лице — будто он лежит уже в гробу. Но взгляд цепкий. Руки — одна на крышке конторки, другая на животе. Ждет, что ему предложат.

— Марек, — говорит он вместо приветствия, — что ты мне принес?

— Ничего, — спокойно отвечает Марек.

— Пан Михал разорился? — внутренне настораживается пан Иероним. Однако даже бровью не ведет, гасит вспыхнувшие в глазах искры, мысли его перегоняют одна другую. Без труда можно заметить, что он — воплощение хитрости, недоверия и жадности.

— Да нет же, — смеется Марек. — Он так богат, что даже сам точно не представляет, во сколько коп[5] оценивается его имущество. Одного серебра у него две тысячи коп.

— Хочешь что-нибудь купить? — осторожно расспрашивает пан Иероним.

— Я не за тем пришел, — качает головой Марек.

— Говори, не бойся, нас никто не слышит.

Пан Иероним показывает на тяжелый ларь со спинкой, предлагая Мареку сесть. Сам садится за стол — дубовая столешница окаймлена светлым кленом. Но прежде прикрывает дверцы высокого готического шкафа, украшенного резными зубцами. Что хранится в нем, Марек не знает. Видно, не только документы.

— Мой отец должен был предстать перед кутногорским городским судом, — начал Марек.

— Ну и ну... — качает головой пан Иероним, не очень удивляясь.

— За кражу бревен с плотов. Их гнали по Лабе из пограничных лесов в Колин.

— Продолжай, — настороженно слушая, говорит пан Иероним.

— В суд на него подал пан Бедржих из Стражнице.

— Этот мерзавец! Этот проходимец!

Хозяин вскакивает, будто его укусила оса, рука тянется за мечом, которого, впрочем, у него нет. Дальше можно не рассказывать. Пан Иероним понимает: это месть. Прошлой зимой он сам послал из керских лесов в кутногорские склады пана Михала несколько возов с бревнами. Их украли. И сделал это Бедржих из Стражнице, который строит в Колине роскошный замок. Оба купца подали на него в колинский суд, но им пришлось уйти ни с чем — суд не принял их доказательств.

— Мой отец проиграл дело. Пришлось ему заплатить истцу за убытки.

— Есть ли на свете справедливость? — уже спокойнее говорит пан Иероним.

— И все-таки истец не получил этих двадцати коп.

— Что ты говоришь? — не верит хозяин собственным ушам.

— Он прямо в суде бросился с мечом на моего отца. В наказание суд наложил арест на деньги и определил их на строительство храма святой Барбары. Понимаете меня, пан Иероним?

— Еще бы не понять, — с облегчением усмехается купец. — Кутная Гора в нашем королевстве всего одна. Ее бургомистров никто не перехитрит. Хочешь что-нибудь поесть?

Марек кивает. В предвкушении еды у него начинает сосать под ложечкой. На столе появляется сухое конченое мясо, вяленая рыба, хлеб и две оловянные кружки пива. На нижнем крае кружек вырезано веселое шествие Вакха, на верхнем — сцены из Ветхого завета. Мужчины молча жуют мясо: молодой — быстро и с успехом, он мог бы съесть даже полено, старый — с усилием и без видимого результата, следующий кусок он уже не берет. Запив еду светлым турновским пивом, они продолжают разговор.

— Отец считает, что нужно опереться на политическую силу, которая имеет шансы взять верх в государстве, — говорит Марек.

— Нужно было проиграть в суде, чтобы это наконец пришло ему в голову, — довольно ворчит пан Иероним.

— Он считает Иржи из Подебрад истинной надеждой королевства.

— Прекрасно, вы нынче умнее, чем вчера. Я уж давно знаю, что Иржика никто не может победить.

— Поэтому я должен поступить к нему в дружину, и мой отец даст деньги в кредит подебрадскому пану, если они ему понадобятся, — проговаривается наконец Марек.

— Отличное капиталовложение, — согласно кивает пан Иероним. — У меня нет сына, поэтому я послал ко двору Иржи свою жену. Она — первая дама при пани Кунгуте. А сколько десятков коп перешло на подебрадский двор, я и сказать не могу. Мне и подебрадскому еврею Соломону принадлежит половина замка.

— Но без башни, — смеется Марек.

— Почему без башни? — не понимает пан Иероним.

— Потому что пан Иржи засадил бы вас туда, если бы вы захотели получить с него хоть часть долга.

— Никогда ты не станешь купцом, — говорит старый пан Иероним с оттенком сожаления в голосе. — Разве могущественным людям королевства дают в долг, чтобы получить когда-нибудь обратно?

— Вы правы, — поспешно соглашается Марек. — За сильных платит всегда другой.

— Я знаю о тебе больше, чем ты думаешь. — Пан Иероним уже совсем успокоился. — Пан Михал много рассказывал мне про тебя. Он тебя любит, но никак не решит, что с тобой делать. Ты не умеешь поступать наперекор своим чувствам. Но чего достигнет купец, если не умеет управлять чувствами?

— Пан Иероним, не сердитесь на меня, — смиренно просит Марек.

— Жалко мне тебя, — говорит пан Иероним так, словно он вообще способен на какую-либо жалость. — Ты мог бы стать знаменитым купцом. Ты знаешь немецкий, латынь, умеешь держать себя в обществе, женщины на тебя заглядываются, мужчины с тобой охотно беседуют. Но я тебе советую, как собственному сыну: иди в дружину пана Иржи. Ты прирожденный рыцарь и, если не погибнешь в бою, получишь дворянский герб. Это хорошее украшение и пока что имеет силу. А тогда уж возвращайся к купеческому делу. Тут вернее, тут настоящая власть. А воюют пусть другие.

— Пан Иероним, дадите мне рекомендацию к здешнему начальнику дружины?

— Дам, — кивает старый купец. — Надеюсь, ты не забыл, что я умею писать?

Теперь самое время поговорить о Михале из Канька.

Такого человека, пожалуй, невозможно как следует описать: широк в кости, крупный нос, лоб всегда блестит, на темной куртке серебряные пуговицы. Дважды он терял все, но пуговицы эти сберег — видно, связал как-то с ними свою судьбу. Купец азартный.