прямо на улицу, заставил поклясться, что я непременно передам тебе от него вот это. Ну все, спокойной ночи.
И поковылял к себе в комнату.
Лаванда трясущимися руками развернула листок. Там карандашом было торопливо написано всего пять слов:
«Не отрекайтесь от нас. Р.».
Глава 13
Небо постепенно прояснилось, погода улучшилась, как будто ноябрь хотел принести извинения за резкость предыдущего месяца. Земля подсохла, гулять на свежем воздухе стало намного приятнее. Но собирать хвойные ветки для рождественских венков было еще рано. Нужно изобрести для продажи какую-нибудь другую привлекательную поделку. Голод опять начал волком щелкать зубами из-за угла. Как и прочие докуки. Появление в жизни Арло подруги огорчало Лаванду, поскольку сильно напоминало вторжение. Софи была очень красива и запросто могла увести парнишку из-под протекающей крыши Лаванды. Вот и останется она одна, как предсказывала миссис Клемент Роуз.
А тут еще и загадочная записка Роберта Траута. «Не отрекайтесь от нас». Что, во имя прошлогодней редьки, он хотел этим сказать? Что Аллегра способна отказаться от своего мнения, отнестись к Лаванде мягче? А кого Роберт имел в виду под «нас»? Траутов? Или себя и ее, Лаванду, как ни боязно об этом подумать? А мистер Уитмен как-то связан со всем этим?
Если это и было какое-то признание, то очень уж расплывчатое, загадочное. Но справедливости ради следует признать: у Роберта было всего несколько секунд, чтобы его написать, к тому же еще пришлось пробираться сквозь уходящую по темной улице толпу в поисках Арло Снука. Нет, на красноречивое послание у Роберта времени совсем не было. Но откуда он знает Арло? Еще один недостающий кусочек головоломки.
По правде говоря, надежды на контакт с духом матери через Аллегру теперь у Лаванды осталось мало. Да и гордость страдала из-за того, что ее назвали воровкой. Девушка была обидчива, и сама знала это. Несколько лет назад, будучи в гостях в доме на Пиннакл-стрит, госпожа Дот Тикелл даже затеяла поучительную беседу о склонности Лаванды затаивать обиду. И хоть сам разговор Лаванда уже подзабыла, но хорошо помнила суть наставлений художницы: «Мир – это настоящий гадюшник, где на тебя то и дело налетают бури всяких оскорблений и выливаются ведра помоев. И никакие хорошенькие цветочки этого не исправят. Научись развеивать обиды по ветру. Иначе, ежели примешься их вскармливать, они разрастутся и сожрут тебя. Я свои, например, переношу на картины». Однако Аллегра Траут фактически назвала Лаванду воровкой. А это было оскорбительно и несправедливо. Она ведь ничего не украла.
Ноябрь пока стоял благоприятный, хотя прошлой ночью здорово подморозило. Лаванда накинула пальто и вышла в сад. В нем нынче царило уныние и увядание, держались лишь нескольких особо стойких растений: тимьян, шалфей, мята, петрушка. Да еще мох. Девушка разглядывала его пышную подушку на большом камне в глубине сада. Еще зеленый, усердно цепляется за скалу, что само по себе просто чудо какое-то. Она вспомнила, как сильно поросли лишайником и мхом многие надгробия на кладбище Святого Фомы. В том числе и мамина плита. А вскоре, вероятно, покроется и папина, под которой отец больше не храпит.
Лаванда провела пальцами по ковру из мха на камне. Так ли уж тщательно она обыскала каждую щель в отцовской спальне? Может, деньги все же спрятаны там? Впрочем, вряд ли мать, прекрасно зная о финансовом своенравии мужа, стала бы прятать свои сбережения в его спальне, где он мог бы запросто их обнаружить. С другой стороны, Лаванда сомневалась, что, устав от многочасовой работы со ступкой и пестиком или резцом для таблеток, от стояния за прилавком, да еще после сытного ужина, приготовленного их поваром, и трубки в гостиной, отец засидится в спальне, занявшись чем-то еще. Нет, через несколько мгновений после того, как он уходил к себе, слышался легкий скрип кровати, а вскоре раздавался оглушительный храп, словно за стенкой пилили бревно.
«Не отрекайтесь». В более широком смысле это можно применить и к ее поискам, и к жизни в целом. Лаванда бросилась обратно в дом, сняла пальто и поднялась наверх, в спальню отца. После его смерти она за последний год перетряхивала ее несколько раз. Теперь снова пересмотрела одежду, которую можно подогнать для Арло Снука, проветрила постель и перерыла постельное белье. Потом заглянула в ящики комода. Роско Фитч явно скучал по прошлым путешествиям и никогда не питал антиамериканских настроений. А с чего бы? Ведь там он повстречал мать Лаванды. Девушка нашла множество старых железнодорожных билетов, расписаний, заметок с собраний фармацевтов. Письма аптекарей. Красочные визитки медицинских компаний. Счета за покупку жилетов, табака. Ничего предосудительного она не обнаружила. Самым легкомысленным был рисунок, изображавший девушку в полупрозрачном платье, которая, стоя на спине лошади, жонглирует большими кольцами. Возможно, как раз эту девушку Лаванда и видела, когда была с родителями в цирке более двадцати лет назад.
Она закрыла ящик комода. Единственным местом, которое вообще осталось без внимания, была отцовская библиотека. Сейчас это ее удивило. Она ведь сама часто сушила цветы между книжных страниц, когда в цветочный пресс уже не помещалось ни одного лепесточка. Каждую книгу Лаванда открывала осторожно, с любовью, и уважением. Эта библиотека была детищем отца, его душевной склонностью и обеспечивала им достойную жизнь – пока он был жив. Однако даже после того как человек покинул этот мир, в книгах, которые ему принадлежали, которых он касался пальцами, вдыхал запах, водил взглядом, остается что-то такое неосязаемое, какая-то неуловимая аура.
Лаванда принялась за методичные поиски. У отца было внушительное собрание книг по фармацевтике, в том числе издание «Простейшего лечения» (Primitive Physic) Джона Уэсли, скандальное «Новое руководство по здоровью, или Семейный врач-травник» Сэмюэла Томсона. Трактаты Николаса Калпеппера, Плиния Старшего и других известных медиков и фармацевтов прошлого и настоящего. Лекарственные и рецептурные справочники. Сброшюрованные экземпляры «Ланцета», американского фармацевтического журнала. Справочники из Эдинбурга, один – подарок от доктора Миньярда с надписью: «Роско, дорогому старому чертяке с уважением, Варн М.». Красивый иллюстрированный перевод «О лекарственных веществах» (Materia Medica) Диоскорида. Книга миссис Трейл: опус, куда более близкий во времени и пространстве. Особенно отца заинтересовало письмо № XIV: «О пользе знания ботаники». Лаванда пролистала и некоторые диковинки вроде «Непревзойденных способов лечения некоторых самых ужасных болезней, которым подвержена плоть». Литературные произведения: «Франкенштейн» Мэри Шелли. «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум» де Куинси. Девушка подумала, не продать ли кое-какие из старых отцовских книг. Надо предложить этому странному гному-книготорговцу, мистеру Беккету, может, он заинтересуется.
Лаванда застыла. Нет. Как бы ни