– Сейчас я кое-кого изобличу среди вас, хоть никого и не знаю.

По залу расползлась напряженная тишина. Повеяло томительным беспокойством. Время от времени доносился громкий кашель.

– Сегодня к нам затесалась воровка, – объявила Аллегра, – и она хочет кое-что украсть у меня!

Общее остолбенение, потом охи, ахи, восклицания, вскрики, в общем – шок.

– Но, – и Аллегра приподняла подол, демонстрируя остроносые сапожки, – вот что я ей скажу: обворовывать себя не позволю!

Снова оцепенение, восклицания, шок.

Желудок у Лаванды сжался. Она посмотрела на Роберта Траута, все еще стоявшего рядом с провидицей. Тот, судя по виду, был ошеломлен, потрясен и в упор глядел с кафедры на нее, Лаванду. Все связали мученическое выражение его лица со словами Аллегры. Но для Лаванды эти слова имели особое значение, ведь они, несомненно, были предназначены именно ей. Во взгляде Роберта, которым он погрузился в глаза Лаванды, плескалось страдание. Ему явно хотелось провалиться куда-нибудь поглубже.

У Лаванды не было привычки делать выводы с телеграфной скоростью, она предпочитала сначала все тщательно обдумать. Но теперь девушка искала, чем можно обосновать предположение, что Роберт – проклятие, опять она подумала о нем, – помимо восхищения цветами Лаванды и их поэтической встречи в лесу, должен был проявлять к ней еще и некую симпатию. Ведь они очень мило беседовали перед чайной Блэклока, и духовидица это наблюдала. Вроде бы у Аллегры накопилось достаточно свидетельств возможной… взаимной приязни, чтобы пробудить в ней жгучую неприязнь. И тут Лаванда предположила, что, не позволяя Роберту, кем бы он там ей ни приходился, заводить какие-либо привязанности, провидица попросту не давала ему вырваться из порочного круга гастролей.

Аллегра Траут между тем продолжала возглашать:

– Люди, остерегайтесь воров среди вас! – Затем помолчала, позволив призыву впитаться в умы собравшихся. – Вы были свидетелями материализации духа юного Бака, после чего он написал матери письмо на доске. Это была небольшая демонстрация моей силы, чтобы подогреть ваш интерес. А теперь внимание! Здесь присутствует один всегда меланхоличный, но сегодня очень взволнованный джентльмен, и в качестве бальзама на его взбудораженную душу я хочу преподнести ему дикую орхидею. Сэр, очень осторожно залезьте в карман и вытащите цветок, а потом покажите нам. Поднимите повыше, чтобы все видели!

И ее длинный изящный палец метнулся к Варну Миньярду.

Ошеломленный доктор достал и высоко поднял нежно-фиолетовую орхидею.

Отовсюду посыпались восторженные возгласы, какими люди обычно реагируют на фейерверк. И Лаванда, невзирая на натянутые нервы и дрожь беспокойства, тоже была сражена: дикие орхидеи давно отцвели.

Аллегра Траут сверкнула улыбкой. Ее обнаженные руки в тусклом свете обтекали зал, словно две молочные реки.

– Я не знаю этого джентльмена, – сказала она. – И он меня не знает, не так ли, сэр?

– Только по репутации, – согласился доктор.

– Вы видели, как удивился этот почтенный человек, обнаружив в кармане цветок. Поэтому заподозрить его в том, что он сам его туда положил, никак нельзя.

Аллегра Траут помолчала, а затем заговорила звонче, более высоким голосом:

– Но сегодня вечером у меня есть для вас еще одно предложение. Я вызову для кого-нибудь дух любимого человека. Есть ли доброволец?

Вот оно. Момент настал. Лаванда высоко подняла руку и выкрикнула:

– Я! Я доброволец!

Но в тот же миг раздалась какофония настойчивых просьб, и все руки в зале взлетели вверх: «Пожалуйста, пожалуйста, мисс Траут, выберите меня! – Сюда, пророчица! – Мне очень нужно сообщение, вопрос жизни и смерти!» – и так далее. Аллегра Траут выбрала худощавого мужчину с бакенбардами чуть не больше всей его головы. Мужчина прохрипел свою просьбу: ему бы только узнать, любит ли его Нэнси. Уже семь лет, как нет с ним милой Нэнси, сокрушался он.

Аллегра приказала всем замолчать. Через мгновение послышалась высокая дребезжащая трель, словно кто-то с больным горлом пытался играть на флейте.

Весь зал дружно выдохнул при этом неземном звуке.

Худощавый мужчина вскочил:

– Это она, мисс Траут, это моя Нэнси?

Продребезжало выше и более хрипло.

– Это действительно ваша Нэнси, – подтвердила Аллегра.

Мужчина, как и миссис Бак до него, буквально обомлел.

– О господи, это она, значится, мне чего-то говорит?

Аллегра стояла с горящими глазами, внимательно к чему-то прислушиваясь.

– Да. И новости в основном хорошие. Она по-прежнему вас любит и присматривает за вами, но советует избавиться от этих ужасных бакенбард. Помните, сэр, я всего лишь посредник.

В зале царила такая мрачная напряженность, что при последнем заявлении у всех прорвало плотину смеха. Расхохотался даже сам адресат, и по его заросшему лицу текли слезы.

Смеялись все, кроме Лаванды. Ее не выбрали. Обошли. Она осталась в стороне. Насколько девушка понимала, дух матери мог витать где-то очень близко, совсем рядом, но…

Аллегра продолжала величественным тоном:

– Я превзошла законы природы и принесла вам вести из мира духов. Вы сами слышали и стуки, и похожие на скрежет звуки флейты, видели запись на грифельной доске и свежую орхидею, а также узнали новости о будущем. Своими глазами видели, что на теле у меня нет никаких приспособлений, и я не пыталась никого обмануть. Мне лишь помогал коллега Роберт. – Аллегра помолчала, а затем распорядилась: – Пусть каждый возьмет за руки своего соседа.

Все послушно завертелись, загомонили. Лаванда почувствовала, как за одну руку ее схватила женщина слева, а за другую – соседка справа. У правой ладонь была липкая, но Лаванде было все равно: она ни о чем другом не могла думать, только о том, как ее обошли и как Роберт на нее посмотрел, когда Аллегра упомянула о воровке среди зрителей. Лаванда не была ни врачом, ни аптекарем, ни даже ученицей аптекаря, но умела видеть, воспринимать и понимать боль в глазах другого человека. И тут к ее собственным глазам подступили слезы. Высвободив руки, девушка полезла за носовым платком.

Голос Аллегры Траут, теперь мелодичный, высокий и звонкий, ликующей трелью воспарил над залом.

– Вы взялись за руки. И теперь соединены друг с другом точно так же, как мир духов соединен с нашим. Между нашим и тем миром существует непрерывная связь. Те, кого мы любили и кто сейчас пребывает по ту сторону, остаются такими же, какими мы их знали. Вы стали свидетелями этого с юным Баком. Он и тогда писал с ошибками, и сейчас. А Нэнси посоветовала мужу, – и Аллегра указала на худощавого мужчину с бакенбардами, – привести в порядок внешность и подтвердила свою неизменную привязанность.

Громкий мужской голос донесся из глубины зала:

– А как долго вы пробудете в Бельвиле, мисс Траут?