Немогая! Пусть налетят на турецкий обоз да зачнут хватать их баб!» Два раза приказывать казакам не пришлось – не прошло и минуты, как все три сотни немогаева полка кинулись к стенам крепости. Тут же поднялся крик и визг – мало что не до небес! Турки высыпали на стены и увидели, как татары – сиречь, казаки наши, но под татарскими бунчуками, в чалмах и колпаках – зачали хватать жен их и дочерей. Ну, тут уж сдержаться они не смогли – вернее сказать, не смогли спокойно взирать на это непотребство их командиры. Ворота открылись, и на площадь ринулся отряд турецкой пехоты – никак не менее пятисот янычар; полк Немогая тут же, бросая всё и вся, ринулся бежать. Турки в горячке решили их преследовать – и вот тут наконец-то пришёл и наш черёд!

Выскочившие из кустов и подлеска казаки, доселе таившиеся по всему окружавшему Эстергом лесу, начали палить по янычарам из своих пищалей и самопалов. Оружию нашему, конечно, было далеко до янычарских мушкетов – да только турки выскочили из крепости без оных, ведь они не на битву шли, а усмирять впавших в непотребство татар, своих вассалов, выбежали. И многие об этом изрядно пожалели…. Но надо отдать дань мужеству янычар – они и с одними саблями да ятаганами всё одно бросились на нас. Спешившиеся полки наши вновь оседлали коней и кинулись навстречь туркам – и завязалась кровавая карусель….

Никто из янычар не ушел. Ни один. Хоть надо сказать, что они и не думали бежать – все приняли смерть лицом, отчаянно рубясь, а потеряв оружие – бросаясь на пики наши с голыми руками. Лишь полное превосходство наше в числе позволило одержать нам верх – но и потеря наша была неимоверно велика. Без малого три сотни казаков пали мёртвыми у эстергомских стен, а раненых оказалось и того больше… – старый шляхтич вздохнул и умолк.

– Но всё ж пятьсот янычар – почитай, четверть гарнизона… – деликатно, вполголоса заметил подскарбий мстиславский.

Пан Веренич кивнул.

– Точно так. Гарнизон мы проредили знатно, что и говорить, и цесарцам изрядно помогли. Те, кстати, через час после завершения бойни у полуденных стен Эстергома пошли на приступ – и к вечеру взяли цитадель. Никто из турок не сдался на милость победителя – все, до одного, полегли на стенах и в крепостном дворе. Нам же за нашу доблесть генерал фон Мансфельд даровал турецкий обоз и казну, коя, как оказалось, была на тех возах, что вышли к нам тогда, когда турки приняли нас за татар. Шесть пудов серебряной монеты….

– Судя по вашему голосу, пане Славомир, вы были не шибко рады тому ясырю и той казне?

Пан Веренич вздохнул.

– Чему радоваться, пане Стасю? Каждый шестой казак войска нашего лёг мёртвым под эстергомскими стенами, а это не шутки. Полк лучших наших бойцов мы оставили на берегах Дуная. Полк! Дорого нам стал Эстергом…

– Так что ж, вы не думали, что этим все кончится?

Старый шляхтич вновь вздохнул.

– Война – это смерть, пане Стасю, но, как я понял, Наливайка всё же рассчитывал захватить турок врасплох и предложить им мирно сложить оружие. Полагал, что те, увидя, что окружены настолько их превосходящим войском – сочтут за разумное не биться, а благоразумно сдаться на милость победителя. И даже велел подготовить белый флаг, для высылки парламентёров – но турки все его расчеты разом опрокинули. Не видя для себя жизни после позора плена….

– И чем всё завершилось?

Пан Веренич пожал плечами.

– Ну, а чем всё могло завершится? На следующий день к нам в табор прибыл Его Милость эрцгерцог Максимилиан. Даровал войску нашему большой цесарский штандарт, трем полкам – свои именные хоругви, полковникам – по сто флоринов золотой монетой, а полковнику Наливайке – личный перстень с двуглавым орлом и клятву прийти на подмогу, буде в ней появится нужда.

– Клятву?

– Её самую. Его Милость исполнил всё в лучшем виде, целовал Евангелие и наперсный крест, обнимал Наливайку и трижды его целовал, как на Пасху – полковники даже прослезились….

– Слышу я в словах ваших, пане Славомиру, иронию? – межевой комиссар вопросительно глянул на собеседника.

Пожилой шляхтич грустно улыбнулся.

– Не до иронии мне тогда было, пане Стасю. Мы ещё наших мёртвых не похоронили – как припёрся это разряженный индюк с немалой свитой…. Хлопал казаков по плечам, трепал по щекам, старательно изображал радость – но я-то видел, что плевать ему и на нас, и на наших мёртвых…. Да и Наливайка это отличным образом понял. Впрочем, клятву прийти на помощь не токомо выслушал – но также попросил занести на бумагу. Ох, как засуетился Его Милость! Но у полкового писаря нашего уже всё было запасено, и чернила, и пергамент, и гусиные перья – так что пришлось Его Милости эрцгерцогу собственноручно писать клятву – какую Наливайко затем, свернув, аккуратно сложил в нагрудный кисет. Впрочем, клятва эта ему не помогла… – и старый шляхтич умолк.

– А что же было дальше? Вы вместе с цесарским войском пошли на Рааб?

Пан Веренич покачал головой.

– Нет, пане Стасю, мы пошли в обратную сторону – на Ковель…

– Но почему?

– А потому что к этому времени изменники православной веры, епископы русских воеводств, во главе с митрополитом Киевским, подписали Соборное послание к папе Клименту Восьмому – с согласием предаться под власть Святого престола…

О замыслах Его Милости князя Острожского, о княжестве Русском и тайне происхождения Наливайки, переставшей быть таковой

– Так что ж, пане Славомиру, вы прямо от стен Эстергома двинулись на Волынь? А как же война, турки, Рааб? Ваши сабли там были уже не нужны?

Старый шляхтич усмехнулся.

– Его Милость эрцгерцог Максимилиан, хоть и оказывал нам всяческие милости и был к нам напоказ так добр, что хоть к ране его прикладывай – но Наливайко видел, да и все мы, старшина войска казацкого, понимали – исполнив свой урок, мы ему в Венгрии боле не нужны, и он хотел бы от нас избавиться. У нас в таборе после эстергомского кровопролитья на возах от ран мучалось боле трех сотен казаков, войску нужен был конский ремонт – в Дунае утопло и в сраженье сгинуло, почитай, полтысячи лошадей, казакам требовались свитки да шаровары, сапоги и шапки…. Кому охота всё это доставлять без отдачи? Войско наше сократилось до тысячи с небольшим сабель, в полках осталось по две сотни казаков – и подмоги нам ждать было неоткуда. Так что гонец от Его Милости князя Василия прибыл, как нельзя более вовремя… Да и сабли наши на Волыни и Подолии были нужнее, чем в Венгрии.

– Вы говорите – гонец…. Его Милость князь Острожский позвал вас в Дубно?

Пан