С разных концов, отовсюду к гольцу подходили птицы, приплывала рыба. Шли сюда и хищники. Их было так много, что и сказать даже не могу.

Первыми к озеру прилетели лебеди и как только сели на воду — сейчас же запели. Нет больше таких красивых звуков на земле, только они и пели, только Диерские гольцы и слышали эту песню.

А в то время в своей пещере Чудо-зверь думал, как изменить худой закон тайги. Лебеди своей песней пробудили его от дум, и он появился на самой вершине гольца, когда уже все были в сборе.

Кого там только не было: волк, медведь, олень, марал, козел, песец, и даже бурундук там был, все они толпились вместе под вершиной. На выступах скал, на маленьких полянах сидело много-много птиц: утка, копчик, коршун, дрозд, все сидели тесно, мирно, дружно. В озере и по большим ключам сбились рыбы. Они, как и все, пришли сюда за новым законом. Все собрались к Диерскому гольцу: тут были и малыши, что случайно уцелели от хищников, были взрослые и старики. Среди птиц не было только каряги, она жила на берегу реки и на голец не торопилась.

Как только Чудо-зверь появился на вершине гольца, все притихли, и он сказал:

— Вам, добрые животные, обиженные законом: звери, птицы и рыбы, я дам страх, и вы будете всех бояться; а вы, хищники, получите зло, оно посеет между вами вражду…

Никто тогда понять не мог, что такое страх и боязнь, что такое зло и вражда.

Между большими камнями стали пробираться звери к вершине гольца, где стоял Чудо-зверь. Каждому хотелось первому получить дар, но заяц проскочил раньше всех, и Чудо-зверь дал ему столько страха, сколько хотел дать большим зверям. Заяц шибко перепугался, когда увидел около себя много зверей. Все они показались ему теперь большими и страшными. Он бросился вниз, наскочил на лису и чуть не умер от страха, затем сбил с ног глухаря, затоптал горностая и, не оглядываясь, убежал в тайгу. Все звери понять не могли, что с ним стало.

После зайца к Чудо-зверю подошли остальные звери и птицы. Всем им Чудо-зверь дал страх, а остаток отдал рыбам. Не забыл он и про хищников, он дал им много зла, все, что имел.

Сказать нельзя, что было тогда тут на Диере! Звери испугались друг друга, не знали, что делать. Одни удирали в хребты, другие в тайгу и прятались где попало: в чаще, на деревьях, в россыпях. И никогда с тех пор вместе они уже не собирались. А птицы? Они долго-долго летали, закрывая собою небо. Они боялись сесть на землю, так много было у них страха.

Не убегали долго с гольца хищники, они в большой драке познали то, что дал им Чудо-зверь.

И вот, в то самое время, когда Чудо-зверь смотрел на всех, кому он дал страх и зло, к нему подлетела каряга, но у него нечего было дать ей.

— Ты где была? — спросил Чудо-зверь беззаботную птицу.

— Я на бережку в камешки играла, — ответила каряга.

Шибко сердито посмотрел Чудо-зверь на ленивую птицу и сказал:

— Останешься ты, каряга, совсем без страха…

Повернулся Чудо-зверь и ушел к себе в пещеру. За ним спустился туман и закрыл навсегда к нему проход.

С тех пор и поныне живет каряга без страха и напоминает всем, как в то время жила тайга.

Но там, на озере Диерском, никто не видел кету: ее путь был далеко-далеко вокруг морей, и она не поспела в озеро даже к концу раздачи страха. Чудо-зверь, уйдя в пещеру, закрыл путь к себе, и осталась кета по другую сторону гольца. Она ищет и по сегодняшний день проход в то озеро, где Чудо-зверь должен был дать ей другую жизнь. Она и сейчас не знает о том, что озеро давно-давно пропало под гольцом, что под ним погиб и Чудо-зверь тайги. Каждую осень приходит сюда кета и все ищет проход к Диерскому озеру, но вместо озера находит здесь себе могилу…

На этом сказка оборвалась, и снова задымились трубки эвенков.

— А где та вершина, на которой Чудо-зверь раздавал страх? — спросил я рассказчика.

— Вершину, — ответил старик Афанасий, — ты завтра увидишь, только к себе она никого не пускает, ее крутые скалы скользки и недоступны, там постоянно дует ветер. А где было озеро — туда смотреть страшно, там нет дна и света.

Рано утром, как только блеснул первый луч солнца, я уже стоял на одном из высоких пиков Диерского гольца и любовался поистине изумительной картиной окружающих гор. Только красота этого чарующего хаоса с цирками, высокими пиками и глубокими кратерами помогла эвенкам создать такую замечательную сказку.

Я долго любовался гольцом, и мне казалось, что я даже видел в глубине бездны тот сказочный водоем, где жил Чудо-зверь, только все уже было разрушено временем и утонуло в царящей вокруг тишине. Мне казалось, что я даже видел и те каменные ступени, по которым звери поднимались за новым законом, только они теперь были прикрыты толстым слоем мха.

Как бы оберегая тайгу, голец нахмурился и на моих глазах окружил себя туманом, и только пик, на котором я стоял, был ярко освещен солнцем.

День прошел, а к ночи Диер грозно хлестнул на нас бураном, вероятно за то, что мы познали его тайну.

Легенда совсем рассеяла сон — спать не ложились. Окружив костер, все мы продолжали бодрствовать в эту предпраздничную ночь.

Первое мая

Живописную группу представляла наша экспедиция, расположившаяся вокруг костра. Отблеск огня поочередно освещал всех: то ярким светом зальется фигура Пугачева, сидящего рядом со мною за картой, то вдруг трепетным блеском озарится лицо Кудрявцева; облокотившись, он с любопытством следил, как повар Алексей закутывал в телогрейку ведро со сдобным тестом. Днепровский и Лебедев рылись в своих рюкзаках, доставая разные свертки и узелки. Возле них примостился Самбуев: сидя с поджатыми под себя ногами, он сосредоточенно закручивал цигарку. А когда пламя костра поднималось высоко, я видел в отдалении под кедром Павла Назаровича. Он не любил лагерного шума, всегда устраивался отдельно и у маленького огня жил со своими думами, привычками и неизменным кисетом. Теперь он, разложив домотканые штаны, пришивал