что за это приблизят к себе и облегчат твоё каторжное существование, либо отнести начальнику зоны с надеждой на его ходатайство по снижению твоего срока – эти мысли по касательной пронеслись в сознание Кузнецова, но, не успев толком даже оформиться, были тут же решительно отвергнуты. За то недолгое время, что пребывал здесь, Сергей Владимирович достаточно хорошо понял, куда он попал и среди каких нелюдей теперь предстояло существовать и выживать. Не только лишнее слово, но иногда и просто неосторожный косой взгляд стоили здесь кому-то жизни. Уж не выбросить ли украдкой этот кусок жёлтого металла обратно в ручей, подальше от греха? Но тут же Сергей Владимирович почти физически ощутил тепло самородка, льющееся волнами под рёбра сквозь грубую подсохшую ткань робы. Будто благородный металл понимал смятение души узника и успокаивал того: не переживай, всё уладится, всё будет хорошо, со мной не пропадёшь.
Что-то подсказывало Кузнецову, пусть даже он и не был специалистом в геологии, что найденный им самородок в таёжном ручье не был одиноким и случайным. Вполне возможно, что где-то рядом существует золотая жила, о размерах которой можно лишь догадываться, но если брать во внимание величину самородка, так счастливо вымытого из недр ливневым потоком, то размеры эти немалые. А что, если всё-таки попытаться каким-то образом выйти на начальника лагеря и с глазу на глаз изложить ему свои соображения и догадки? Должно же хоть что-то человеческое в нём остаться? И потом, обыденная валка леса и добыча золота несопоставимы по той пользе и выгоде, которую несёт государству последняя. Очнись, Серёжа! – мысленно одёрнул себя Кузнецов. – Какому это ты государству мечтаешь сделать такой щедрый подарок? Тому, что отправило тебя за чтение правдивых строк на пять лет каторги? Или тому, в котором твой младший брат вынужден неизвестно где скрываться от безжалостных ищеек в кожанках, и никто не скажет определённо: жив ли Коля сегодня или погиб в застенках? Стоп! Опять двадцать пять! Не надо путать государство и власть с Отечеством. Власть на твоей памяти сменилась. Тогда же историческую Россию исковеркали в СССР. Началась перековка, как любят выражаться замполиты, старых элементов в новых людей. Однако пресловутая эта перековка происходит не где-то на Луне или ближе, к примеру, в той же Англии, а здесь, у нас, на русской земле, среди наших погостов, где покоится несчитанное число поколений родных, отчих нам людей. И, кстати, еще бабушка надвое сказала, чем эта широко распропагандированная перековка закончится: появлением ли новоиспечённого гомо сапиенс без роду и племени, или же полным воскрешением устоявшего, закалённого выпавшими на его долю неслыханными испытаниями, русского человека, за спиной которого великая история и великая же традиция. На благо именно таких вот русских людей и должно пойти то золото, что таится в недрах этой сибирской суровой тайги. Так всё же, что делать с этой нечаянной находкой? – стучало молоточками в тронутых сединой висках Сергея Владимировича, когда он обрубал последний сосновый сук в двух шагах от закончившего работу и отдыхающего на оголённом стволе Кишки-Курощупа.
– Слухай, Инженер, – подражая бригадиру, обратился к Кузнецову Кишка. – Я тут кумекал над твоими словами и в корне не согласен. Какая такая справедливость, ежли ты, учёный человек, валишь в энтой глухомани лес заместо того, штоб ладить свои паровозы для нашей любимой республики! Тебя оговорили – энто и к попу не ходи. Вот ты грамотный, а пошто жалобы не пишешь наверх? Я б тебе с бумагой, аль чернилами там, пособил. А ты б за энто мне поспособствовал составить письмецо в губернское ГПУ. Есть у меня верные люди, они б и передали прямо в руки кому положено.
– Устал я, Никифор, голова плохо соображает, – Кузнецов чувствовал какой-то неясный пока подвох, скрытую угрозу в предложении Грушакова и поэтому решил разговора не поддерживать. – Бери топор, да пошли к бригадиру. Темнеет уже.
– Нет, ты мне скажи, чё я не так кумекаю? – Кишка всё больше распалялся. – Я ить, может, всёй душой хочу тебе помочь, вот он я – весь на ладони! Дак и ты, дурья твоя башка, подь навстречь! Сказывают жеть: вместях и батьку колотить сподручней! Так, чё ж, я к завтрему бумагу-то подношу?
– Ни в коем случае. Мой приговор, как я уже говорил, вполне справедлив. – Сергей Владимирович помолчал, посмотрел долгим внимательным взглядом прямо в бегающие глазки Кишки и закончил: – Я свою вину осознал, раскаялся и встал на твёрдый путь исправления. Так что разговор наш я считаю законченным. Ты, Никифор, как хочешь, а я иду.
И Кузнецов, положив рукоять топора на худое плечо, начал осторожно спускаться к ручью. Кишка, что-то бормоча себе под нос, еще с минуту потоптался около лесины, громко и смачно матюгнулся, сплюнул под ноги и, подхватив с земли топор, заспешил следом за Кузнецовым.
Через вахту Сергей Владимирович пронёс самородок в кальсонах, в паху. Походка получилась стариковская, шаркающая, но это и не привлекало ничьего внимания: в их вымотанной за день колонне вряд ли кто вообще мог сейчас пройти строевым шагом и под угрозой пули. Настолько заключённые, возвращающиеся в лагерь, были изнурёнными. Помог Кузнецову и тот факт, что на входе конвойные не слишком пристально досматривали при тусклом свете фонарей припозднившуюся смену, так, пересчитали по головам и отправили в пищеблок хлебать остывшую баланду.
Где в бараке схоронить свою находку, Кузнецов знал заранее: под его нарами, ближе к стене, на спиле половой доски находился большой и неприметный сучок; Сергей Владимирович как знал, когда однажды, дежуря по опустевшему бараку, – все ушли на работы, а напарник отлучился во двор, – взял, да и с усилием поддавил его. Тот не сразу, но подался. Кузнецов аккуратно вывернул уходящий конусом вниз сучок и положил рядом на пол. В образовавшуюся дыру с трудом, но можно было просунуть пальцы щепотью. Полое пространство до суглинка в этом месте составляло примерно сантиметров пять – семь. Кузнецов ощупал изнутри всё, куда мог достать пальцами, там было пусто, значит, как тайник эту нишу никто из его предшественников не использовал, после этого инженер так же аккуратно вернул всё на место и потёр ладонью по доске, чтобы сделать опять неприметным свежий узор потревоженного сучка.
Не последним преимуществом этого маленького тайника было и то, что до него легко можно дотянуться правой рукой, лёжа на нарах на животе, что и проделал Кузнецов этой же ночью, как только угомонился и дружно захрапел в сто глоток их барак. Поместив самородок в оправу сыпучего суглинка и заткнув тайник сучком,
