– А тот здоровый, похожий на американского писателя Хемингуэя?

– Это и есть Хемингуэй!

Тут их всех пригласили к столу.

Было много тостов. За здоровье монархов и их посланников, за армию и её полководцев, за хозяина дома и его многочисленных родственников, за детей, и, наконец, за победу над Японией и процветание Поднебесной. Генералы пили залпом рисовую водку байцзю, дамы – шампанское и красное вино, Керр и сидевшие напротив Хемингуэй с женой – белый ром и джин. Весь вечер шли представления местных артистов в национальных одеждах, музыканты играли на старинных инструментах.

Потом были танцы. Тита пользовалась вниманием. Все китайцы были на голову ниже её, а американский писатель пил, не переставая. Потому она предпочитала в основном немецких партнёров. «Арчибальд, ты не в счёт». Та к жена сказала, когда они возвращались на машине домой.

Глава 12

Кто сможет остаться глухим к колокольному звону?

Арчибальд расстелил цветастое покрывало с драконами, одежду аккуратно сложил в головах, рядом с дорожным саквояжем. Его новый знакомый раздевался не торопясь. Керр удивился, сколько шрамов на ногах, на всём огромном теле этого американца, похожего на чикагского рейнджера или бывшего боксёра, уставшего от сладких побед и горьких поражений.

– Где вас так, Эрнест? Это всё Италия или уже Испания?

Они лежали на устланной сосновыми иглами бурой земле. Американец молчал. Он вообще был немногословен. Вчера, когда их знакомили, Арчи сразу вспомнил, что видел в газетах это широкое лицо с усами и даже читал его книги. «Прощай, оружие!» – первый роман вмиг ставшего знаменитым писателя – наделал много шума не только в Соединенных Штатах, но и в Старом Свете.

Репортажи Хемингуэя из Испании ему не попадались, за судьбой американца специально не следил. И совсем не ожидал, что за ужином в маленьком прифронтовом городке Ханькоу их познакомят, и что они выпьют немало рома и зауважают друг друга. Их жены тоже подружатся, но наутро откажутся идти купаться, а Керр с Хемингуэем устроятся под высокими соснами на берегу Янцзы.

Место они выбрали прекрасное. Сзади от утреннего ветра их прикрывал склон горы. Мартовское солнце грело словно летом. Сверкал в его утренних лучах покосившийся и осевший после пожара бронзовый шпиль на Башне жёлтого журавля. От речной воды пахло устрицами и имбирём. Тихо было так, как никогда не бывает на войне.

– Скажите, дружище Эрнест, ваши произведения всегда будут автобиографичными?

– Не могу обещать, – пробурчал здоровяк, уткнув подбородок в скрещенные руки. – А почему вы спрашиваете?

– Просто интересно, о чём будет ваш следующий роман?

Арчи понимал, что такой вопрос больше подходит начинающей журналистке, оказавшейся на встрече с маститым писателем. Но ему очень хотелось разговорить американца.

Ветер шевелил над ними кудрявые верхушки стройных сосен.

– В нём будет немало всего, – прервал, наконец, молчание Хемингуэй. – Любви, страданий и, конечно, потерь. В Испании мы с Мартой насмотрелись всяких смертей. Каждый человек умирает на войне по-своему. Одни от страха, усталости или невезения, другие – геройски. Вы ведь сами были на войне, знаете. Я там встречал и англичан, и даже русских, этим вообще ничего не страшно… Война – это ад, кошмарная и абсолютно ненужная штука. Людям нужна тишина, чтобы лучше понимать друг друга, спокойно разговаривать и мечтать о будущем. В древности войны начинались из-за религиозных различий, потом воевали за новые земли. Неужели в будущем люди станут убивать друг друга из-за глотка воды?

– Кстати, пошли купаться? – Керр попытался дипломатично перевести разговор в более мирное русло.

– Нет. Вода холодная.

– Она крутая, а я ещё круче! – скаламбурил Арчи (английское слово cool означает не только «холодный», но и «крутой»).

Река приняла его как данность. Слышно было, как он отфыркивается и ухает на середине Янцзы, видно было, как он нырнул и повернул обратно. Вернулся счастливым, яростно стал растираться полотенцем. Хемингуэй сидел, поджав ноги к груди, и даже в позе эмбриона смотрелся монолитно и торжественно.

– Дружище, почему бы нам не выпить виски перед завтраком?

Керр расстегнул саквояж, налил два стаканчика.

– Нет, – запоздало процедил Хемингуэй. – Извините, до двенадцати не пью. Зарок дал.

– А что так? Женщины? Грехи юности?

– Журналистская работа приучила: сначала сделай норму по объёму, потом – свободен.

– Вы не похожи на писателя, который увлекается строчкогонством ради денег.

– Журналистика и писательство – разные вещи. Журналистика высасывает из тебя все соки, и у тебя уже не остаётся сил для серьёзной работы. Я теперь специально вычёркиваю всё, что можно сократить. Словно военный цензор. – Эрнест наконец-то улыбнулся. – Вечером пишу, утром сокращаю. Так что не уговаривайте…

– Жаль. Это знаменитая «Куропатка». Такого вчера за столом не было. Это единственный шотландский виски, который поставляется ко двору Его Величества. Для шотландцев скотч – это как молитва. Скотче наш… Ну, уж от местного чая, надеюсь, вы не откажетесь? «Хубэй-кимун» – прекрасный цимэньский чай. Китайцы считают его красным и пьют без молока, но у меня есть сливки, если захотите добавить.

– У нас тоже пьют без молока. Спасибо, не откажусь.

Керр достал термос, налил американцу ароматного горячего чаю. Хемингуэй отхлебнул, похвалил напиток. Керр допил свой виски и не утерпел похвастаться:

– Термос – прекрасное изобретение моего земляка, шотландца Дьюара. Мне в юности, когда учился в колледже, довелось слушать его публичную лекцию по физике. Не поверите, Эрнест, я ещё тогда подумал, что настоящий талант – рассказывать так, чтобы было понятно пятнадцатилетнему школяру и интересно члену Королевской академии. Вы тоже талантливы по-настоящему, вы очень талантливы, Эрнест…

Писатель слушал молча, но было видно, что такой поворот ему приятен. Глаза Хемингуэя заблестели, чай он прихлёбывал с довольным видом победителя. Керр сбавил обороты.

– А вашу порцию виски я вылью в Янцзы – тут такая традиция: разговаривать с рекой, как с живым существом, кормить и поить её. До вашего приезда я пару раз переплывал туда и обратно, а здесь ширина почти километр. Представляете, пройдёт совсем немного лет, и такие заплывы тоже станут традицией. Кто бы ни победил в Китае – коммунисты, гоминдановцы или даже японцы, – с этого самого места, где мы с вами сейчас сидим, их лидер под кинокамеры и восторженные крики поплывёт на тот берег Янцзы, а потом ещё и стих про это сложит…

– Вы провидец, Арчибальд?

– Может быть. Быть может. Но не исключено, что ваши книги будут переведены на многие языки мира, будут стоять в