Дэвис понимал, что в этом случае отлучка Блейка из форта Боуи затянется, но другого выхода из сложившегося положения у него не было. Из-за ирландской крови, текшей в его жилах, Бо Блейк питал любовь к подобным проделкам, но при этом дураком он не был.

— Господи боже! — Бо огляделся по сторонам. — Ты хочешь увести обоз с ревущими мулами из-под носа у ковбоев? Да не просто обоз, а еще и людей, коров и лошадей. Да у нас ни малейшего шанса уйти без драки!

Дэвис промолчал. Драки никогда раньше не останавливали Блейка, но у Бо имелся еще один вопрос:

— Ты и вправду думаешь, что сумеешь убедить Джеронимо смыться отсюда по-тихому? Ведь его хлебом не корми, дай только ввязаться в бой, да и за своих коров он волнуется.

— Пожалуй, сумею. Индейцы мне доверяют.

— В таком случае можешь на меня положиться, — улыбнулся Блейк.

— Легки на помине. — Дэвис кивнул на пристава и таможенника, направлявшихся в их сторону. Неужели пристав собирался вызвать в суд и Блейка?

К величайшему облегчению Дэвиса, пристав с таможенником просто хотели позлорадствовать. От них он узнал, что писатель-янки в лагере на границе регулярно докладывал им и о других группах апачей, приходивших сдаваться, но Бритт так быстро переправлял их на север, что приставу не удавалось их перехватить. На этот раз из-за стада, существенно замедлившего продвижение отряда, все сложилось как нельзя лучше для пристава.

Ребята, в этом краю чертовски сухо. — Бо достал внушительных размеров бутыль, вмещавшую два с половиной литра виски. Как насчет того, чтобы промочить горло?

Возражать не буду. — Откуда ни возьмись в руке пристава вдруг появилась кружка.

Бритт и Бо позаботились о том, чтобы большую часть виски выпили их недруги.

Пару часов спустя Блейк, широко улыбаясь, проводил взглядом две фигуры, которые, едва держась на ногах, удалялись в сторону дома:

— Сегодня ночью они не проснутся, даже если Джеронимо вдруг решит снять с них скальпы.

Бритт сверился с карманными часами. Всего десять вечера, а все уже спят. У ручья квакали лягушки. Время от времени позвякивал колокольчик на шее ведущего мула, когда тот тряс головой. В лагере апачей закашлял ребенок. Бритт вошел в ворота и посмотрел на две семьи, расположившиеся на ночлег слева и справа от них. Сердце у него екнуло, когда он заметил, что пристав завалился спать прямо на крыльце, всего в двух метрах от апачей. Его храп напоминал рев дерущихся из-за добычи медведей гризли.

Дэвис вернулся к своей палатке, позвал сержанта Моисея и рассказал ему о своем плане. Следопыт даже не требовал объяснений. Если лейтенант дал задание, значит, его надо выполнить, и Моисей об этом позаботится.

Затем Дэвис отправил за Джеронимо, а сам пока повторил про себя версию, которую собирался изложить вождю. Отсюда надо выбраться живыми и невредимыми, а потому всей правды говорить не стоит.

* * *

Лозен заряжала винтовку. Судя по звукам, доносившимся до нее из темноты, другие воины делали то же самое. Она заполнила патронами два патронташа, после чего вместе с остальными пошла за Джеронимо в палатку Пухлячка. Вслед за ними туда набилось около тридцати следопытов. Все ждали беды: в такое позднее время Пухлячок не стал бы звать Джеронимо ради пустой болтовни.

Следопыты и воины встали кольцом вокруг Джеронимо, Моисея, Мики Фри и лейтенанта-синемундирника, приехавшего несколько часов назад. Лозен чувствовала повисшее в палатке напряжение.

Пухлячок заявил, что двое бледнолицых — чиновники. Они пришли, чтобы получить пошлину в размере одной тысячи долларов за стадо, которое Джеронимо пригнал из Мексики. Если Джеронимо не заплатит, стадо заберут в Тусон. Пухлячок предложил Джеронимо забрать скот и уходить со всеми своими людьми. С ними отправится его, Пухлячка, брат-синемундирник, ну а сам он останется, чтобы поутру сбить чиновников со следа.

Лозен видела, что Джеронимо вне себя от бешенства. Она не осмелилась произнести ни слова, лишь вознесла молитву духам, чтобы те убедили воина прислушаться к синемундир-нику.

«Глаза у Пухлячка честные и веселые, — хотелось ей сказать. — Он предлагает наилучший для нас вариант».

— Нет! — произнес Джеронимо, будто сплюнул. — Ты обещал дать коровам отдых, позволить им попастись. Пусть бледнолицые только попробуют наутро забрать у нас скот! — Индеец распалялся все больше, нервно перекладывая винчестер из руки в руку. — Зачем ты разбудил меня и заставил подняться ради такой ерунды?

Он уже собрался уйти, но тут затараторил сержант Моисей, и слова его разили хлеще пуль:

— Ты сейчас говоришь глупо, словно ты из народа Безмозглых. — Моисей давно испытывал ненависть к Джеронимо и сейчас наслаждался возможностью его обличить. — Молодой нантан синемундирников отважен и честен. Ради тебя он рискует своей жизнью и своим положением, а ты ведешь себя как неблагодарное дитя. — Моисей раскинул руки, будто намереваясь заключить в объятия весь окружающий мир: — Выйди из палатки, погляди на этот край. Чему он нас учит? Он говорит нам: «Не допускай ошибок. Поступай благоразумно». Если ты не станешь слушать советов, то попадешь в беду.

Сержант был готов говорить и дальше, невзирая на попытки Джеронимо его перебить. Лозен заметила, что старый вождь от такого напора заколебался. Когда сержант сделал паузу, чтобы набрать в грудь побольше воздуха, а бой вступил Пухлячок:

— Быть может, Джеронимо опасается, что его отряд не сможет улизнуть, не разбудив при этом двух бледнолицых и пятерку ковбоев?

Сперва Лозен оскорбилась не меньше Джеронимо, но потом поняла задумку Пухлячка. Она вполне могла сработать. Несмотря на острый ум, предводитель апачей был на редкость тщеславен.

Джеронимо даже притопнул ногой от возмущения:

— Мои люди способны прошмыгнуть мимо твоего носа, а ты этого даже не заметишь.

Лицо Пухлячка расплылось в озорной улыбке, которой он сразу же очаровал Лозен.

— Занятная выйдет шутка, — заявил лейтенант. — Представьте: проснутся люди утром, глядь, а индейцев уже и след простыл. Ни мулов. Ни лошадей. Ни скота.

Джеронимо по-прежнему хмурился, но Лозен научилась читать выражение его лица с той же легкостью, как и следы, оставленные на мокром песке. Перспектива утереть бледнолицым нос пришлась ему по душе.

Лозен ощутила, как напряженная атмосфера в палатке медленно начала разряжаться. На смену ей пришли возбуждение и восторг, которые всегда посещали шаманку, когда она собиралась украсть лошадей из-под носа у синемундирников. Сейчас ей предстояло увести не скакунов, а соплеменников.

* * *

Пристав и таможенник проснулись приблизительно через час после восхода солнца. Мучимые последствиями вчерашних возлияний, оба вооружились полевыми биноклями и в одних кальсонах взобрались по лестнице на плоскую крышу дома, где