Иногда я ходила в Гайд-парк послушать тамошних ораторов, и тирады некоторых из них доставляли мне истинное удовольствие. Для меня это был интересный этап английской уличной политики (я редко слушала религиозных проповедников), да к тому же очень забавляла невозмутимость "бобби"28, спокойно, не шелохнувшись, переносивших самые оголтелые бунтовские призывы. Только однажды я наблюдала, как один из них рявкнул: "Эй, эй, придержи язык!" – когда пришедший в экстаз коммунист-балабол перешёл все границы дозволенного.

Однажды я встретила у своей сестры известного писателя Стивена Грэма. Во время войны он бывал у Ольги в её орловской усадьбе и в целом знал Россию довольно неплохо. Он пригласил меня на обед в паб "Старый чеширский сыр", и мы долго сидели там, беседуя о России. Безусловно, тот день вошёл в число моих самых незабываемых в Лондоне.

Как уже было сказано выше, среди моих самых больших наслаждений было время наедине с собой, отданное осмотру достопримечательностей и погружению в английскую атмосферу. Когда наступила весна – типичная английская весна с её буйством колокольчиков и нарциссов, – я, покинув музеи и церкви, стала чаще выбираться за город. Ричмонд, Кью-Гарденс, Хэмптон-Корт, Виндзор, Мейденхед – я разъезжала повсюду, обычно на верхней палубе даблдекера, и, сойдя с него, часами ходила пешком во всех направлениях. Голдерс-Грин с его цветущими деревьями тоже тогда был особенно прекрасен, и даже метро стало чрезвычайно привлекательным благодаря большим плакатам, ярко изображавшим сезонные цветы.

Невзирая на волшебство того периода, было то, что портило всё удовольствие, – мои сбережения неумолимо таяли. И вот что девятнадцатого мая я записала в своём дневнике:

"Я напугана, очень напугана. Мои средства снова заканчиваются, и осталось всего три фунта, а я так и не нашла работу. Что же мне теперь делать?"

Две недели спустя, когда я медленно шла домой по Эдисон-Уэй, размышляя о своих финансовых проблемах, достигших той точки, когда все деньги, что у меня имелись, составляли шестипенсовик в кармане, я увидела мужчину с четырьмя малышами, сидевших на траве перед моим коттеджем. Подойдя ближе, я заметила, что все они были крайне бедно одеты – почти в лохмотья – и что на их лицах были безошибочные признаки голода. Когда я поравнялась с этой жалкой маленькой группкой, мужчина внезапно поднял на меня глаза и, с неприкрытым страданием в них, но не говоря ни слова, протянул ко мне ладонью вверх руку. За эту короткую секунду на его лице отразилась целая гамма эмоций: мольба, извинение, отчаяние и затаённый стыд.

"Это ваши дети?" – спросила я, и моё сердце сжалось от жалости, ведь я слишком хорошо понимала его чувства, поскольку часто испытывала их и сама.

"Да, мои", – ответил он низким благовоспитанным голосом.

"А ваша жена?"

"Мертва", – прошептал он и, отвернувшись от меня, опустил руку.

Этот жест, полный отчаяния, стал последней каплей, и в тот момент я внезапно почувствовала себя игроком. "Если есть над нами Сила, – подумала я, – то она позаботится обо мне прям сегодня, в этот самый вечер, стоит лишь отдать этому человеку мои последние шесть пенсов". И, не говоря больше ни слова и бросив монетку на траву рядом с ним, я вбежала в дом.

"Благослови вас Бог, леди!" – услышала я его крик и, выглянув в окно и увидев, как он улыбается доброй и честной улыбкой, поняла, что поступила правильно.

Весь тот вечер я просидела в своей комнате, лихорадочно ожидая чего-то. В десять часов, как раз когда мой эмоциональный подъём стал спадать и я собиралась ложиться спать, в дверь постучала моя хозяйка.

"Кто-то оставил это для вас сегодня, когда вас не было дома, – сказала она, – а потом я забыла его передать, когда вы вернулись", – и протянула мне запечатанный конверт. Вскрыв его дрожащими от волнения пальцами, я прочитала следующие слова, написанные миссис Стрейкер, моей американской подругой: "Ваш веер был продан вчера за десять фунтов, и я прилагаю чек".

Итак, я получила убедительное подтверждение, что чудеса случаются даже в наши дни.

Крутой оборот

В начале июня 1923-го года ход моей жизни изменился полностью и бесповоротно. Это произошло следующим образом. Однажды вечером я сидела в гостиной своей сестры и читала, как вдруг мой зять, оторвавшись от своей книги, ни с того ни с сего произнёс: "Сегодня ко мне в офис приходила американка" (он тогда работал в бывшем российском консульстве, где было организовано что-то вроде бюро по трудоустройству, пытавшегося искать места для безработных россиян), "и она спросила, знаю ли я какую-нибудь русскую женщину, молодую и из хорошей семьи, которая согласилась бы поехать с ней в Америку, чтобы учить её французскому языку".

"Где в Америке её дом? Как она выглядит? Как её зовут? В каком отеле она остановилась?" – спросила я обо всём, что успело промелькнуть в моей голове.

"Что ж, – расхохотавшись, промолвил он, – Как много вопросов, на которые нужно ответить! Дай-ка подумать: она живёт в маленьком городке на Среднем Западе; она довольно пожилая и некрасивая, но одевается весьма элегантно и по-молодёжному; её зовут миссис Хиппер, и она остановилась в отеле "Савой". Но с чего вдруг такой внезапный интерес? Не желаешь ли ты рассмотреть эту вакансию?"

Но я так часто разочаровывалась в своих бесконечных попытках найти работу, что решила промолчать, оставив свои мысли при себе. На следующий день я, облачившись в коричневое пальто и шляпку в форме ка́пора (приобретённую на первые заработанные деньги), отправилась в отель "Савой". Там я спросила у портье, где мне найти миссис Хиппер, и тот сказал, что её только что видели в вестибюле, поэтому он пошлёт молодого консьержа с табличкой её отыскать. Пока мальчик шёл, громко выкрикивая её имя, я разглядывала дефилировавших по фойе многочисленных женщин, пытаясь угадать, которая же из них миссис Хиппер.

"Господи, пусть это будет не она!" – молча взмолилась я, увидев ту, которая мне особенно не понравилась. Это была престарелая особа с рыжеватой копной волос, близорукими глазами в сильных очках, слегка пятнистым цветом кожи и крайне раздражённым выражением лица, будто она только что унюхала запах какой-то гадости и никак не могла от него избавиться. Она была одета очень модно, имея на себе много драгоценностей. И вот, когда мальчик проходил мимо неё, та повернулась к нему и что-то сказала. Моё сердце ухнуло в пятки. В следующую минуту мальчик вернулся и, попросив следовать за ним, подвёл меня именно к этой женщине.

"Ну, – бросила та,