"Это вы, моя дорогая? – раздался в трубке приятный знакомый голос. – После разговора с этим джентльменом я испугалась, что, возможно, кто-то в ювелирном магазине выдал себя за вас, вот почему я захотела сначала вас услышать. Я так рада, что вы додумались позвонить мне; скажите этому человеку, чтобы он немедленно опять со мной переговорил!"

Очевидно, то, что она потом ему сказала, оказалось крайне убедительным, так как после короткой беседы с ней менеджер вновь посмотрел на меня с подобострастной улыбкой.

"Всё в порядке, графиня, – произнёс он тем же учтивым голосом и с таким же лёгким поклоном, как в начале нашего общения, – и вы должны извинить нас за эту маленькую формальность, но вы знаете, что в наши дни происходит много странных вещей, и, естественно, мы должны себя обезопасить".

"Естественно", – согласилась я, всё ещё пытаясь казаться спокойной и безразличной, но при том отчаянно желая промчаться сквозь этот кошмарный магазин и исчезнуть из него навсегда. Тем не менее мне предстояло до конца пройти через испытание, связанное с оценкой кулона, а затем с продажей или отказом от неё. Увы, несмотря на улыбки, поклоны и мурлыканье менеджера, мне в итоге предложили всего восемь фунтов, и, будучи уже слишком напуганной и расстроенной, чтобы спорить, я приняла деньги, оставив аквамарин в руках мужчины и навеки покинув это место.

Примерно в те же дни произошло изумительное событие. Миллингтоны, владельцы дома, где я снимала комнату, любезно предложили мне поехать с ними в их коттедж в "Хантсе"21 недалеко от Грейшота22 и провести там рождественские каникулы. Я была вне себя от счастья, так как всю свою жизнь мечтала увидеть настоящее английское Рождество, и сразу с энтузиазмом приняла приглашение. Было решено, что я поеду с ними в автомобиле, арендованном специально для этого случая, и останусь там на всё время до их возвращения. Моя сестра и её муж, приехав через несколько дней, проживали в соседней гостинице. От начала и до конца это было одним из самых приятных впечатлений, которые я получила в Англии, и я никогда его не забуду. Утром в день нашего отъезда автомобиль прибыл ни свет ни заря, и наши чемоданы крепко-накрепко привязали верёвками сверху и сзади него. Когда всё было готово, мы все взволнованно разместились внутри: мистер и миссис Миллингтон, мисс Хоу, Тимми (силихемский терьер) и я. Выехав через пригороды Лондона на шоссе, мы развили, как мне, не садившейся в автомобиль уже много лет, показалось, головокружительную скорость, но, вероятно, это был всего лишь наиболее комфортный и разумный темп движения. Я высунула голову в окно, твёрдо решив увидеть всё, что только возможно. Мы проезжали через настолько типично английские деревушки и городки, что у меня буквально перехватило дух, и я была готова громко закричать от чистого восторга! Время пролетело слишком быстро, и я была поражена, когда автомобиль, внезапно сбавив скорость и свернув с шоссе в узенький проезд, остановился и Миллингтоны в один голос гостеприимно воскликнули: "Милости просим в наш коттедж, добро пожаловать!"

Это было прелестное маленькое местечко – из тех, о которых можно только мечтать. Очень древнее, построенное, вероятно, полтора века назад или даже больше, живописно расположенное на склоне холма и окружённое деревьями и кустарниками, – оно навело меня на мысль о днях настоящей старой "Доброй Англии".

Мне выделили уютную комнатку, в точности похожую на ту, о которой я грезила много-много лет, с побелёнными стенами и совсем простой старинной английской мебелью. Из своего окна я могла видеть ветви величавой старой сосны, и ночью, когда звёзды просвечивали сквозь эти ветви, пейзаж, который обрамляло это окно, был так прекрасен, что я, сидя на своей маленькой кроватке, смотрела и смотрела на него, пока мои глаза не смыкались и я не засыпала. Всё в этом коттедже было полно очарования: спальни на верхнем этаже, гостиная внизу, где был большой камин, перед которым мы всегда готовили еду, кухня и каждый укромный уголок. Сразу за домом находился старомодный колодец, где я каждый день помогала мистеру Миллингтону вручную накачивать воду, а также садовый сарай, где тот хранил свои инструменты и пропадал часами. Местность вокруг была живописна, и я часто совершала долгие прогулки, исследуя её во всех направлениях. Неподалёку располагалась знаменитая "Чаша для пунша дьявола" – огромная территория, где земля провалилась в форме гигантской чаши, – а ещё "Коттедж сквайра Брума23", названный так потому, что более двухсот лет его владельцы изготавливали мётлы. Да и сама деревня была причудливой и архаичной, и я часто заходила в её единственный магазин, покупая "бычьи глаза" и иные сладости. Рождество прошло истинно по-английски, и я живо помню, как красиво звучали церковные колокола, весело трезвонившие в полночь. Церковные мессы, рождественские гимны, рождественский ужин и "святочное полено"24 – программа была всеобъемлющей, так что я видела, слышала, обоняла и пробовала на вкус всё предложенное с ощущением, что живу во времена мистера Пиквика и мистера Пекснифа25. Но время пронеслось как один миг, и моё сердце было разбито, когда настал день возвращения в Лондон, в мою мансарду в Голдерс-Грин.

Дела налаживаются

В январе мне улыбнулась удача. Князю Сергею Долгорукову понадобился перевод некоторых важных документов, и он предложил мне возможность ему помочь. Поскольку бумаги были составлены на самых разных древних языках – славянском, греческом и иже с ними, – мне приходилось проводить много времени в читальном зале Британского музея, что мне необычайно нравилось, так как такая работа была близка мне по духу, а также я встретила там немало чрезвычайно интересных людей. Место, которое я обычно занимала, находилось между креслами пожилого японского профессора и юной студентки-индуски, и за время нашего общения я довольно хорошо узнала их обоих. Японец был настоящим философом, и после многочасовой работы мы выходили за пределы музея и долго беседовали на всевозможные абстрактные темы. Его идеи и точка зрения на жизнь, похоже, сильно помогали мне, и я с нетерпением ждала наших почти ежедневных диалогов. Индийская студентка оказалась чудеснейшей девушкой, смотревшей на мир широко открытыми, одухотворёнными глазами и неизменно носившей свой национальный костюм. Она тоже демонстрировала недюжинные философские способности, частенько присоединяясь к нам на портике музея и в спокойной и исполненной достоинства манере выражая свои суждения серьёзными, взвешенными и гармоничными словами. Пару раз она приглашала меня в свои