– Зачем? Не торопись… Поговори что-нибудь…

– Фиксажа нет.

– Обожди. Куда спешишь? – улыбнулась полная армянка. – Фиксаж поищем.

– А духи?

– Найдутся, – улыбнулась армянка.

– «Красный мак»?

– «Красный мак».

Удачным ли получился перманент, судить трудно. Годков он Аленке прибавил, но лучше ее не сделал. И с перманентом, и без него она все равно была хорошенькой.

Часа через полтора Аленка вышла из парикмахерской. Город она знала плохо. Поэтому спросила у первой встретившейся женщины, как пройти к нефтеперегонному заводу. Выяснилось, что завод не близко, у подножья горы, вершина которой темнела в далекой голубизне. Транспорт в городе ходил нерегулярно, с перебоями, но Аленка все же дождалась автобуса. Приземистый, пузатый, с одной лишь дверью возле кабины водителя, автобус был переполнен. Аленка стояла между мешками и корзиной, сплетенной из прутьев. И другие люди стояли в проходе. Налегали друг на друга, когда автобус тормозил или разворачивался.

Оказалось, что до завода автобус не идет. Он останавливается возле моста и делает там круг.

Речка под мост текла с самых гор. Быстрая, неглубокая. Она пенилась и бурлила вокруг камней. Камни были очень хорошо видны с моста: большие, завернутые в зелено-желтый мох.

Мост заслонялся шлагбаумом. И солдаты с автоматами на груди стояли возле маленького домика, который, очевидно, служил караульным помещением.

Документы медицинской сестры пришлись по душе солдатам. Они улыбались Аленке, шутили. Один сказал искренне:

– Оставайся служить с нами. Не обидим.

– У вас свои есть, – ответила Аленка.

– Зачем так говоришь? Зачем обижаешь? – сказал солдат черненький, с усиками. Грузин, наверное.

– Не сердитесь, ребята. – Аленка помахала им рукой.

Она свернула с шоссе на дорогу, вымощенную крупным камнем.

Громадные нефтехранилища, закамуфлированные зелеными и коричневыми пятнами, возвышались по обе стороны дороги. Вокруг хранилищ была ограда из колючей проволоки и ходили часовые. Один, совсем еще мальчишка, не удержался, крикнул:

– Привет, землячка!

– Бывай здоров, земляк, – ответила Аленка.

– Может, встретимся?

– После войны! Когда у тебя борода расти станет.

Потом пошли дома барачного типа. А перед заводом площадь. Через нее железнодорожный путь, выходящий на сортировочную станцию.

На площади магазин, пошивочная мастерская, общественная уборная. Время – полдень. И похоже, что на заводе перерыв. Возле проходной людно. У магазина очередь.

В центре площади – стоянка для машин. Их там около дюжины. Грязные, и камуфлировать не надо. Вода в луже шипит и хлюпает, ходит волной, когда машина выезжает на стоянку. Солдаты-водители морщатся и даже чертыхаются: выходить из машины приходится прямо в лужу, желтую, густую.

Машины из госпиталя среди остальных нет. «Неужели старый хрыч уехал не дождавшись?» – подумала Аленка.

Дежурный по бюро пропусков ответил:

– Да. Из Перевального была машина. Полчаса назад уехала.

«Вот же сволочь Федотыч! Как теперь добираться?» Стоит Аленка растерянная, словно ее обокрали. Того и гляди заплачет.

– Что же мне делать? – спрашивает жалобно.

В бюро пропусков говорят:

– К шоссе выйдите. Голосуйте. На попутных доберетесь!

Через проходную идут, идут толпой женщины. И обрывки разговоров доносятся до Аленки обыкновенные, женские.

– С жидким мылом сплошное мучение…

– А ты замачивай в мыле.

– Я ей говорю: «Что толку? Он к тебе ходит, а у самого семья». Она в ответ зубы выскалила. Как загнет… Сама знаешь.

– Знаю.

– На коленках штанишки опять протер. Веришь, залатать нечем…

– Фаина крем на свином жиру делает, сурьмы в него добавляет…

В раздумье, так и не решив, что же ей делать (легко сказать: выходи голосуй на дороге. На эту дорогу через весь город добираться надо), подошла Аленка к окну. И сквозь запыленное стекло вдруг видела возле проходной Серафиму Андреевну Погожеву. Не поверила себе, присмотрелась: Погожева…

– Ой! – Аленка опять стучится в окошко дежурного. – Здесь женщина у проходной. Ее контрразведка ищет. Помогите задержать. Это очень важно.

– Где-то милиционер был. Товарищ старшина!

Старшины нет долго. Или время остановилось, замедлилось. Наконец вышел старшина.

– Вот она, эта женщина, – показывает Аленка.

Старшина Туманов смотрит в окно. Говорит тягуче:

– Известная женщина. Откуда ее знаете?

– Она работала в нашем госпитале.

Старшина чешет подбородок. Молчит. Думает, наверное.

«Сюда бы, конечно, лучше офицера, – рассуждает Аленка. – Этот старшина, кажется, порядочный валенок».

– Идите поговорите с ней… – наконец говорит Туманов. – Нужно отвлечь ее внимание. А то начнет палить… Люди пострадают.

– Старшина, возьмите сотрудников нашей охраны, – предлагает дежурный по бюро пропусков.

– Не нужно, – спокойно отвечает Туманов. – На этот раз не уйдет.

Аленка уже возле проходной. Радостно, по-девчачьи восклицает:

– Серафима Андреевна!

Не выдержала Погожева, вздрогнула. Рука в кармане. Но вот узнала Аленку. Напряжение сходит с лица.

– Серафима Андреевна, как хорошо, что вы живы. А мы все думали, что вы попали под бомбежку. Думали, с вами несчастье приключилось…

– Нет. Все хорошо, Аленка. Вернулась я. А ты какими судьбами здесь?

– С машиной я приехала. Завивку сделать. Как? Хорошо получилось?

– Зря, Аленка. Без перманента ты была милее.

– Вы меня огорчили… – расстроилась Аленка. Расстроилась самым искренним образом.

Это не ускользнуло от наблюдательной Погожевой. И она сказала совсем спокойно:

– Ничего. Завивка долго не держится… Все же скажи, что ты делаешь возле завода.

– Старый хрыч… – Аленка смущенно поправилась. – То есть Федотыч меня бросил. Не дождался…

В это время старшина Туманов был уже за спиной Погожевой.

– Руки вверх!

Все поняла Погожева. Лицо – мел. Глаза словно укрупнились. Подняла руки. Но, поднимая, сунула что-то в рот. И, обмякнув, упала наземь.

Невезучий человек старшина Туманов.

Встреча, назначенная по телефону

Женский голос – не скажешь, что он напряженный или взволнованный, может, немного виноватый – в трубке:

– Товарищ Каиров, мне нужно срочно увидеть вас. Давайте встретимся сегодня в десять часов утра в городском саду у скульптуры «Русалка».

– С кем я говорю?

– Вы меня знаете. Но… я не хочу называть свое имя.

– Кажется, Дорофеева, – сказал Каиров Чиркову, положив трубку.

– Возможно… – согласился Чирков. – Вполне вероятно. Вы произвели на нее впечатление как мужчина.

– Не следует быть циником, сынок, – недовольно ответил Каиров.

Последний раз в этом парке Каиров был с женой семь лет назад. Тогда здесь желтели ровные дорожки, и кусты стояли ухоженные, подстриженные, и фонтаны вздымали гребни, как петухи. На плоской крыше гостиницы «Южная» был летний ресторан и танцевальная площадка. Трио музыкантов – степенные холеные мужчины в белых фраках – играли танго и блюзы. Ресторан был дорогой. Публика сюда приходила солидная. Мужчины и женщины средних лет. Официанты подавали хорошие вина, и кухня отличалась изысканностью.

Теперь на крыше гостиницы «Южная» стояли три зенитных пулемета. И маскировочные сети свисали на стены, как покрывала.

Дорожки парка все были в темных трещинах. Кусты