– Я поговорю с Летом и другими высшими начальниками, – сказал Север. Казалось, слова мужа ворвались в ее мысли откуда-то издалека. – Надо понять, сколько войск мы имеем в наличии. И послать гонцов к Вирию Лупу, чтобы он бросил против Альбина свои легионы и перехватил его, двинувшись с Рена на юг. Он хочет войны – что ж, он ее получит. Сперва он столкнется с ренским войском, а если этого окажется недостаточно – с моими данубийскими легионами. Мы победим, Юлия. Все будет, как ты говоришь.

Север запечатлел на ее устах страстный, мужественный поцелуй, и они расстались у входа претория. Наверное, стоило пойти с ним в спальную палатку и отдохнуть. Но Юлии хотелось кое-что проверить. Она без колебаний вошла в преторий. Ей даже не пришлось самой касаться занавесей: легионеры при виде императрицы поспешно их раздвинули.

Медленно пройдя по преторию, она остановилась у стола в центре. Там, как обычно, была расстелена карта Римской империи, за которую они боролись так ожесточенно, – империи, простиравшейся от Каледонии до ее родной Сирии, от Данубия и Рена до африканских песков. Рен… Она остановила взгляд на синей линии, обозначавшей великую германскую реку. Вдоль нее, до самого моря, виднелись значки – места расположения пограничных легионов, размещенных в Верхней и Нижней Германии. Уже в Византии ей стало понятно, что исход борьбы, возможно, будет зависеть от них. Но ведь Вирий Луп объявил о свой верности Северу. Здесь не должно было встретиться никаких трудностей… и все же чутье заставляло разглядывать синюю линию, снова и снова. За многие годы она привыкла доверять своему чутью. Покончить с Альбином не удалось, война шла своим чередом, как и ее мысли: Септимий бросит ренские легионы против Альбина. Что случится, когда Луп и Альбин столкнутся друг с другом на поле сражения?

Юлия вышла из претория. Охранявшие ее солдаты ждали, что императрица удалится в свою палатку, но она, к их удивлению, вновь направилась в сторону валетудинария. Там она отыскала комнату, в которой выздоравливал Квинт Меций. Обернувшись, Юлия знаком велела преторианцам подождать снаружи. Затем вошла и села на табурет у кровати.

Меций увидел чьи-то очертания в тусклом свете масляных ламп, горевших в коридоре, широко открыл глаза – и увидел прелестное лицо императрицы, словно он был моряком, а она – сиреной, собиравшейся его зачаровать.

– Ты должен поправиться, – властно сказала Юлия.

– Да, моя госпожа… сиятельная, – ответил Меций, смущенный ее посещением и не знавший толком, как обращаются к супруге императора.

Она улыбнулась – и помещение будто осветилось.

– Я говорила с тобой резко, а ты все еще болен, – продолжила Юлия уже мягче, на грани обольщения, однако грань эту не переступая. – Я хотела сказать, что моему мужу понадобятся все преданные люди, которых он сможет собрать. И желала бы, чтобы он мог рассчитывать на тебя.

– Кажется, боль уходит, сиятельная.

– Хорошая новость, – снова улыбнулась она и поднялась. – Теперь тебе нужно отдохнуть.

– Да, сиятельная.

Она повернулась и вышла, поняв, что и ей нужно немного покоя и уединения. В своей палатке она собиралась поразмышлять о множестве вещей.

Квинт Меций лежал на боку с открытыми глазами, сознавая, что он околдован, что он не сможет испытывать ни к одной женщине в мире тех чувств, что пробудил в нем этот короткий разговор. Он закрыл глаза, мудро решив: лучше всего думать, что этот разговор был всего лишь сном. Прекрасным сном.

LXIII. Враг Рима

Атеней Адриана, Рим Зима 196–197 г.

Сенат собрался вновь – в Атенее, воздвигнутом Адрианом. На заседание должны были явиться все и, как не раз случалось в недавнем прошлом, преторианцы под началом Плавтиана, правой руки Севера в Риме, стали обходить дома сенаторов, требуя от них направиться в Атеней. Только старику Клавдию Помпеяну, по личному распоряжению Севера, разрешили остаться на загородной вилле, из уважения к его возрасту и, как считалось, слабому здоровью. Север восхищался человеком, который трижды отклонял предложение стать императором, отказав сначала Марку Аврелию, затем сенаторам, вознамерившимся поставить его вместо убитого Коммода, и, наконец, продажному Юлиану. В последнее время Рим видел многих самопровозглашенных императоров – Нигера, Альбина и самого Севера; Помпеян же решил не участвовать в борьбе за верховную власть.

Все это, однако, мало трогало префекта претория, не понимавшего, почему Помпеян ведет себя так. Безумец, думал Плавтиан, или, хуже того, слабоумный. Так или иначе, в Сенате это древнее семейство, состоявшее в родстве с самим Марком Аврелием, должен был представлять сын Помпеяна, Аврелий. Плавтиан удовлетворился этим признаком покорности воле сиятельного Севера.

Он наблюдал за тем, как в Атеней входят Дион Кассий, Тит Флавий Сульпициан, Аврелий Помпеян и Гельвий Пертинакс, сын императора, убитого преторианцами всего три года назад. На повестке дня стоял один вопрос: объявить Клодия Альбина, наместника Британии, самопровозглашенного императора, врагом народа.

Голосование было открытым, Атеней заполнили преторианцы – новые гвардейцы, набранные Севером и возглавляемые Плавтианом. Как и следовало ожидать, Альбин единогласно был провозглашен врагом Римского государства. Никто не высказал возражений, никто не подал голоса «против».

– Собрание окончено! – объявил Плавтиан.

Сенаторы потянулись к выходу, шагая мимо префекта претория. Тот внимательно наблюдал за ними, точно силился прочесть их мысли. Плавтиан не был простаком и хорошо понимал: единодушие сенаторов не значит, что среди них нет – как предупреждал Север – противников этого решения, навязанного им.

– В наши дни сенаторы спорят не слишком горячо, – прошептал Дион Кассий, обращаясь к своему старому другу Сульпициану, когда оба были еще далеко от префекта претория.

– Да уж… – согласился тот, не сказав больше не слова: они приближались к Плавтиану. Сульпициан, давний приятель Альбина, чувствовал, как глава преторианцев пронзает его взглядом.

И действительно, Плавтиан внимательно следил за Сульпицианом, который, сам того не сознавая, склонил голову после поражения и покидал Атенеум с огорченным видом. Это насторожило префекта претория, но пока Плавтиан предпочитал смотреть и молчать.

LXIV. Тайная сила Севера

Вилла Клавдия Помпеяна в десяти милях к югу от Рима Зима 196–197 г.

– Враг народа? – не раз и не два переспрашивал Клавдий Помпеян, выслушав рассказ Аврелия о последнем заседании Сената. – Что ж, следовало ожидать. Как еще должен был поступить Север? Альбин поднял вооруженный мятеж, десятки кораблей высадили его солдат в Галлии, на побережье Британского моря.

– Во всяком случае, отец, Альбину не занимать храбрости, – возразил сын. В его голосе сквозила неприязнь: почему, несмотря на все происходящее,