– Я хочу жениться на Луции, рабыне, которая присматривает за детьми сестры госпожи. – Он понимал, что в нынешних обстоятельствах это невозможно, и поспешил выложить все целиком. – Я готов внести нужную сумму денег, чтобы госпожа могла выкупить эту рабыню. Мне кажется, тысяча сестерциев будет достойной ценой. Как я посчитал, сестра госпожи только выиграет, ведь когда-то она выложила за эту рабыню четыреста сестерциев. Это хорошая сделка… я думаю. Но я ни в коем случае не хочу докучать госпоже и, если это невозможно, приношу свои извинения. Я только хотел сказать, что никогда ничего не просил. Да, я понимаю, что раб и не может ничего просить. Я не осмелился бы побеспокоить сиятельную, если бы дело не было таким важным для меня. Хотя, конечно, не имеет никакого значения, что для меня важно, а что нет… Я взываю к великодушию госпожи и императора.

Он сделал глубокий поклон и отступил на несколько шагов, к самой двери, готовый мигом удалиться, если хозяйка выкажет малейшее неудовольствие.

Юлию, однако, снедало острое любопытство. Рабы. Она, можно сказать, не замечала их, а ведь они всегда были рядом. И порой доставляли неприятности. Другие римские матроны жаловались на умастительниц, на служанок. Император и его приближенные рассказывали о беглых и мятежных рабах. О рабах, которые оказывались совершенно бестолковыми. Но Каллидий всегда был верным и расторопным – в Риме, в Паннонии, на Востоке. Ее муж время от времени громко хвалил его: «Какое счастье, что он служит нам!» И вот этот раб приходит к ней с необычной просьбой.

– У тебя и вправду есть тысяча сестерциев?

– Да, госпожа. – Каллидий испытал некоторое облегчение: его не прогнали с криком, просьба не была отвергнута с самого начала. – Это все мои сбережения.

– Но как тебе удалось скопить столько монет?

Юлия спросила это без тени подозрения. Было занимательно наблюдать за поведением этого раба.

– Хозяин очень щедр, он нередко одаривал меня деньгами, если был особенно доволен мной, – например, когда я сопровождал госпожу из Рима в Карнунт. Я получил немалое вознаграждение по случаю провозглашения его императором. То был радостный для него день. Госпожа также удостаивала меня своими щедротами, не раз и не два.

Юлия кивнула. Все так и было. И однако, сумма казалась непомерной для раба.

– И ты ничего не тратишь?

– Очень мало. Я откладывал почти все, чтобы когда-нибудь выкупить себя на волю.

– Понимаю… – И все же Каллидий сильно удивил ее, что редко удавалось мужчинам, будь то рабы или свободные граждане. – А теперь ты готов потратить деньги, отложенные, чтобы приобрести свободу, на выкуп этой рабыни и женитьбу?

– Да, госпожа. – Видя, что глаза императрицы расширились, он добавил: – Я сам удивлен, что принял такое решение.

– Но ты ведь больше не сумеешь скопить столько денег. Ты хорошо подумал?

– Да, госпожа. – В ее взгляде, помимо изумления, теперь читалось восхищение. Он счел нужным объясниться начистоту. – Я чувствую себя одиноким, госпожа. Но все меняется, когда она рядом, в одном доме со мной. Иногда мы не видимся по многу дней – каждый выполняет свои обязанности. Но когда императрица и ее сестра воссоединяются, моя жизнь становится совсем другой. И я хочу, чтобы она была такой всегда. Я предлагаю все, что у меня есть. Будь у меня еще, я предложил бы больше. Надеюсь, что не очень побеспокоил императрицу этим пустяком, этим…

– Этим ничтожным делом, – закончила она.

Брак Каллидия не значил ничего по сравнению с ходом истории, борьбой за власть в Риме, другими важными событиями. И все-таки в этой просьбе было нечто величественное: раб отдавал все, что имел, за женщину.

– Да-да, ничтожным, – поддакнул Каллидий. Теперь он понимал, что его просьба будет отвергнута – спокойно, без гнева, но отвергнута.

– Я поговорю с сестрой. Не стоит обращаться со всем этим к императору или Алексиану.

– Конечно не стоит, сиятельная, – тут же подхватил Каллидий, не веривший своим ушам. – Благодарю, госпожа, благодарю. Да благословят императрицу римские боги и ее бог Элагабал, да благословят ее все боги.

Юлия собралась было поднять руку в знак того, что собирается уходить. Но весь этот разговор о рабах и рабынях внезапно напомнил ей о неотложном деле.

– Еще кое что…

– Да, сиятельная, – тут же ответил Каллидий услужливее обычного, если это вообще было возможно: настолько его обрадовало известие о будущем заступничестве императрицы перед Месой.

– Адония…

– Да, сиятельная?

– Продай ее сегодня же, – отрезала Юлия, будто выносила приговор. Так оно, в сущности, и было. – Больше не желаю ее видеть.

Надо было сделать это раньше, но она не хотела, чтобы супруг заметил, как сильно говорят в ней ревность и гнев: Септимий спал с этой умастительницей во время их размолвки. Теперь, когда они помирились, а будущее грозило новой войной, он, скорее всего, и не заметит исчезновения рабыни.

– Да, сиятельная.

Она махнула рукой: «Можешь идти», – и Каллидий мигом покинул палатку. Он получил гораздо больше того, на что рассчитывал.

Юлия подняла брови и вздохнула. Разговор вышел… занятный. Пожалуй, она еще ни разу в жизни не говорила с рабом так долго. Удивительно было сознавать, что и у них есть… как это сказать? Желания, чувства, намерения? Она принялась расхаживать по палатке.

Затем остановилась у карты Римской империи и стала внимательно разглядывать то место, где была обозначена граница с Верхней Германией.

Лагерь паннонских и мезийских легионов близ Византия

Это случилось неожиданно. Легионеры все сделали сами, не нуждаясь в приказах. Они выходили из городских ворот с довольными лицами: разграбление Византия, длившееся несколько часов, подошло к концу. Воины несли золото, серебряные кубки, разную утварь, украшения, перстни… часто залитые кровью предыдущих владельцев. Славная добыча! Ее должно было хватить на всех. И, увидев Севера, шагавшего по лагерю, между палатками, они испустили дружный возглас, подхваченный остальными солдатами:

– Император, император, император!

Итак, легионы, пришедшие с ним из Паннонии и Мезии, провозгласили его императором в восьмой раз.

Север невольно возгордился: восемь раз менее чем за три года! Он одолел Юлиана и Нигера, одержал победы при Кизике, Никее, Иссе и во многих других местах. Покарал адиабенцев и осроенцев, вызволил Нисибис, совершил переход через пустыню со своим войском, несмотря на песчаные бури, нехватку воды и изнурительную жару, – и, наконец, овладел Византием. Но тут он вспомнил о Клодии Альбине и слегка нахмурился. Восемь раз, да… но будет ли девятый?

Палатка императорских рабов близ Византия

Луция и Каллидий разговаривали шепотом, чтобы другие рабы не слышали.

– Почему же ты не обратился прямо к императору? –