– Но ведь ты можешь послать гонцов. Пусть они разъяснят, в чем суть этого решения. Властелины Рима не раз назначали второго цезаря: если единственный наследник скончается, возникнет вопрос о передаче трона, замаячит призрак гражданской войны. Сам Август поступил именно так. Ничего нового. Подобное случалось и раньше. Альбин тоже об этом знает. Как и сенаторы.

– Сенаторы предпочтут мне Альбина, как некогда предпочли Нигера. Оба они – выходцы из знатных семейств, патриции. А я – грубый вояка, который всего добился сам. Я не обладаю благородным происхождением, которое так любезно сенаторам. Мои естественные союзники в Риме – это всадники.

– Знаю. Но мы сейчас говорим не о Сенате, а о присвоении титула Бассиану, твоему сыну, нашему первенцу, – настаивала Юлия, заметив, что ее муж вместо одной причины приводит сразу несколько.

– Но почему же сейчас? – колебался Север. – Как подать это Альбину именно сейчас?

Обстановка заметно накалилась. Оба говорили громко. Правда, между ними не было никаких трений. Всего лишь спор, который ведут от чистого сердца. Это придавало Юлии сил.

– Ты победил, ты в одиночку одолел Юлиана и Нигера и заслуживаешь награды за эти великие труды. Смотри: Альбин договаривается с тобой, соглашается стать наследником, цезарем, а взамен обещает хранить верность тебе и не нападать, пока ты идешь на Рим против Юлиана и на Восток, чтобы покончить с угрозой в лице Нигера, который еще и вступил в союз с чужеземными царями. Разве не видишь? Нет, правда не видишь?

– Что я должен увидеть, женщина?

– Ты сделал всю грязную работу. Вопреки закону, перешел через Рубикон со своими легионами, чтобы убрать растленного Юлиана. Затем проявил чудеса хитрости, разоружив и распустив преторианскую гвардию, восставшую против Пертинакса. Ты переустраиваешь Рим и всю Италию – и ты же самолично идешь в бой против войск Нигера. Во имя Элагабала! Кто подвергал свою жизнь опасности, сражаясь при Иссе против Нигера? Ты или Альбин? Проклятый наместник Британии не сделал ничего, ты сделал все. Будет справедливо, если ты наградишь себя, сделав старшего сына цезарем, равным Альбину. Не разрывай с ним соглашения. Не бросай ему вызов. Бассиан еще ребенок. Он не угрожает Альбину прямо сейчас. У нас есть несколько лет, чтобы спокойно обсудить все с Альбином и укрепить ваш союз. Возможно, они станут править вместе. И это уже было: Марк Аврелий несколько лет делил власть с Луцием Вером, и успешно.

Юлия замолкла. Сказать еще что-нибудь означало утратить доверие супруга. Во второй раз. Этого она не могла себе позволить. Или сказанного достаточно, чтобы его убедить, или придется ждать другого случая.

– Ты права во всем, – признал Север, медленно выговаривая слова. Он снова устремил взгляд на жену и улыбнулся. – Вижу, ты об этом давно размышляешь. Так?

Она тоже улыбнулась:

– Так. Ты был занят, сокрушая врагов. Одна битва за другой. И поскольку ты не позволял мне сражаться, я принялась размышлять.

Север закинул голову и звонко расхохотался.

– Лучше было бы бросить тебя в бой. В обозе ты слишком много думаешь, – сказал он, отсмеявшись.

– Зато не докучаю тебе. Я боялась, что ты вновь перестанешь говорить со мной. На много месяцев.

Он вздохнул:

– Ты мне не докучаешь. То, что случилось несколько месяцев назад… мне совсем не хотелось этого делать и, уж конечно, не хочется повторять. Ты говоришь разумно, очень разумно. Думаешь, я не размышлял, не раз и не два, о том, что этот негодяй Альбин удобно устроился у себя в Британии, а мне, как ты говоришь, пришлось воевать с Юлианом, преторианцами и Нигером? Конечно размышлял. И приходил в ярость. Но я хочу защитить тебя и детей. Борьба с Альбином будет нелегкой. – Он не без труда проговорил последние слова: – Я не уверен, что сумею одержать победу.

Оба помолчали.

В тишине была слышна возня рабов, которые под руководством Каллидия убирали подносы с остатками еды и время от времени показывались на глаза императору и его супруге: не хотят ли те чего-нибудь? Но ни Север, ни Юлия не отдавали никаких распоряжений. Оба были поглощены другим.

– Так что же, ты объявишь Бассиана цезарем? – шепотом спросила она.

– Пока не знаю.

– Непонятно, почему мятеж Альбина кажется тебе неизбежным. Вспомни, о чем мы говорили. В прошлом случалось так, что цезарей было двое. И даже императоров…

Север поднял руку, прерывая ее речь:

– Клодий Альбин, любезная моя, – не Марк Аврелий. Он не отличается ни широтой взглядов, ни терпением. И кроме того, ты знаешь его жену… как ее там?

– Салинатрикс.

– Да, именно так. Ты говоришь со мной, и точно так же она станет говорить с ним. Что она скажет ему? Что он должен доверять мне, нам обоим? Ты сама не раз жаловалась, что она ненавидит тебя, потому что ты не римлянка.

Юлия ничего не ответила. Ее супруг был прав. Именно это Салинатрикс, скорее всего, скажет Альбину.

Она переменила тему разговора.

– Пойдем? – предложила она.

Север улыбнулся. После примирения в Нисибисе это слово в ее устах неизменно означало приглашение в постель. Он знал по опыту, что на ложе, между поцелуями, Юлия станет настаивать на титуле для Бассиана. В сущности, ему нравилось, что жена просит, умоляет, требует чего-то, когда они возлежат вместе. Тогда она становилась страстной, как никакая другая женщина: с ней не могли сравниться ни его первая жена, ни рабыни, ни восточные гетеры, которых он посещал когда-то.

– Да, действительно, пойдем…

Септимий встал и направился в спальню лаодикейского императорского дворца. Юлия последовала за ним.

Рабы во главе с Каллидием поспешили в атриум, чтобы убрать столы. Какое-то время Каллидий стоял и смотрел вслед императорской чете. У него была просьба к хозяевам, но рабу, даже атриенсию, много лет служившему семье, было очень нелегко улучить подходящую минуту для такого дела…

Среди колонн, окружавших внутренний двор, показался малыш Бассиан. Он прошел между рабами, не обратившись ни к одному. Те, не исключая и самого Каллидия, конечно же, не осмеливались заговорить с сыном императора и молча продолжили убираться в атриуме.

Бассиан пошел той же дорогой, что и его родители, – в императорскую спальню. Но затем остановился. Нет, он не может за ними подглядывать. Он покрутил головой. Рабы уносили блюда и подносы. Бассиан наморщил свой маленький лоб: сумеет ли мама уговорить отца?

Дуролипонт[41], Британия 196 г.

– Потаскуха, мерзкая потаскуха! – горячо, с едва сдерживаемой яростью говорила Салинатрикс, не повышая голоса: так делает тот, кто намерен воплотить в жизнь свои угрозы. – Юлия не остановится, пока не получит