С таким призывом выборные от вечевого сбора пришли в каменный дворец, построенный знаменитым дедом нынешнего переяславского князя – Владимиром Мономахом.

Молодой князь выслушал посланцев из народа, сидя на троне, под знаменем своего отца с изображением святого Георгия. В свои двадцать восемь лет Владимир Глебович уже вкусил славы от ратных подвигов, но то было под началом Святослава Всеволодовича, а молодому честолюбцу хотелось самому показать всем, на что он способен в сече!

Потому-то в ответ на просьбу о защите от нехристей земель переяславских Владимир Глебович горделиво заверил послов от веча, что он готов немедля заступить в стремя.

– Вооружайтесь, люди добрые, не ровён час, понадобится мне подмога от пешей рати, – сказал князь. – Воеводы мои выдадут оружие всем городским сотням и укажут ратникам их место на городской стене. С Богом, православные! С нами сила крестная!

Ободрённые такими словами, выборные вернулись на вечевую площадь, где уже шла запись в общегородской пеший полк.

В войско вступали не только горожане, но и смерды, коих было очень много в Переяславле. Оружия, привезённого на возах из княжеского арсенала, хватило далеко не всем. Но боевой дух от этого не снизился: люди вооружались, чем могли. Кто-то выстругал тяжёлую дубину и усадил её острыми шипами на конце. Кто-то насадил обычный плотницкий топор на длинную рукоять. Кто-то изготовил рогатину из жерди, с острым ножом вместо наконечника.

Бояре переяславские на ратный порыв черни взирали с неудовольствием. Ещё пуще им не нравилось то, что князь потакает народу, сам вооружает его.

– Не было бы самим лиха опосля такой услуги мужичью, – переговаривались между собой бояре, собранные князем на совет. – Сегодня народ поганых побьёт, а завтра нас!

– Ты это князю скажи, Дедослав Михайлович. Князь к твоим словам иногда прислушивается.

– То-то и оно, что иногда. Ныне не тот случай. Князю нашему вожжа попала под хвост!

– Это что же получается, други? Князь кашу заваривает, а нам расхлёбывать придётся!

– Хороша каша! Князь нашими головами себе путь к славе мостить собирается. Слыхали, объявлен сбор конных дружин!

Ворчание бояр смолкло, когда в просторный зал с белыми стенами и узкими окнами, похожими на бойницы, стремительно вступил молодой князь в кольчуге и с мечом у пояса. За спиной у него колыхался красный плащ, расшитый диковинными птицами: то постаралась его юная жена, дочь черниговского князя.

Князя сопровождали его лучшие мечники, такие же молодые, как и он.

Протопав красными сапогами по каменному полу, Владимир Глебович прошёл мимо трона и остановился перед толпой бояр, стоящих в атласных и парчовых длиннополых свитках, с непокрытыми головами.

– Некогда рассиживаться, господа-бояре, – с ходу начал князь. – Поганые вокруг Переяславля рыщут, пора за мечи браться и седлать коней. Нынче же выступаем! Я собрал вас, чтоб урядиться, на кого из воевод город оставить. Всем уходить нельзя, часть дружины здесь останется.

Бояре молчали.

– Чего насупились, будто на панихиду собрались? – нахмурился Владимир.

– Прости, княже, но в спешке твоей неразумность проглядывает, – промолвил кто-то из знатных мужей.

– Одного переяславского полка против Кончака мало, – прозвучал другой голос.

– Что же вы предлагаете? – спросил Владимир.

Он чувствовал, что заговорившие первыми выражают мнение всех бояр, потому и обращался ко всем знатным мужам.

Вышла заминка. Бояре не успели договориться, кто станет говорить с князем, и теперь лишь подталкивали друг друга локтями. Наконец вперёд вытолкнули Дедослава Михайловича, как наиболее речистого.

– Мало чести, князь, сложить голову в сече неравной, – заговорил боярин Дедослав, – не лучше ли дождаться помощи от Рюрика Ростиславича и от его брата Давыда. Гонцы к ним посланы, чай, не оставят нас в беде.

– И в Чернигов гонец ускакал, – вставил чей-то голос.

– Тесть твой, княже, в стороне не останется, – воодушевлённо продолжил Дедослав Михайлович. – Ярослав Всеволодович тебе как отец родной. К тому же из Чернигова до нас ближе, нежели из Смоленска и Белгорода. Дождёмся полков черниговских и ударим все вместе на поганых!

Бояре поддержали Дедослава Михайловича одобрительными возгласами.

– А ежели тесть мой не подоспеет, ведь поганые и в Посемье бесчинствуют? – заметил Владимир. – Может, Ярослав Всеволодович сам на помощь уповает?

– Тогда надо ждать Рюрика и Давыда, до их земель поганые пока не добрались, – сказал Дедослав Михайлович.

– Народ на вече решил биться с погаными, и я народу оружие дал, а вы мне тут про ожидание толкуете, – сдерживая себя, промолвил Владимир. – Будем за стенами отсиживаться, а поганые тем временем все поля вытопчут, деревни и грады малые пожгут. Ладно бы, силы у нас не было, а то ведь есть сила, бояре!

– Лапотники и сермяжники – это не сила, княже, а сброд! – презрительно бросил кто-то из бояр. – Степняки ещё издали разгонят такое горе-воинство стрелами, а сражаться насмерть опять же нам придётся.

– Дружина наша и сама по себе сильна! – воскликнул Владимир. – Ну же, бояре, чего вы оробели? Били мы поганых прежде и ныне побьём!

– Северские князья вышли против Кончака – и назад никто не воротился, – опять заговорил Дедослав Михайлович. – Игорь Святославич и брат его Всеволод ратоборцы были, каких поискать! И дружины у них были в сечах закалённые! Однако ж разбил их Кончак. И наше войско разобьёт, княже.

При упоминании Игоря на скулах у Владимира заходили желваки, не мог он простить ему разорение Глебова.

– Поделом Игорю и брату его! – резко сказал Владимир. – Это Господь наказал их мечами половецкими. Высоко они хотели вознестись в гордыне своей, да низко пали.

– Нехорошо, княже, молвить такое про братьев своих, в беду попавших, – укоризненно проговорил Дедослав Михайлович. – Отец твой покойный другом был Игорю…

– Ну, довольно, бояре! – повысил голос Владимир. – Недосуг мне долгие речи выслушивать. Кто со мной пойдёт на поганых?

Бояре не отвечали, потупив очи.

Лишь боярин Позвизд осмелился напрямик сказать князю:

– Не обессудь, княже. Но под твой стяг мы не встанем, гиблое это дело. Старшая дружина из Переяславля не выйдет.

– Стыдитесь, боярове! – взмахнул руками, будто чёрными крылами, находившийся тут же священник Порфирий, духовник Владимира. – Перед судом Божьим с вас спросится…

Владимир прервал священника:

– Тихо, отче. – Голос князя был на удивление спокоен. – Далеко моим боярам до Царствия Небесного. Им своя печаль чужой радости дороже. Коль так, я с младшей дружиной на поганых пойду.

Круто повернувшись, Владимир стремительно покинул тронный зал. Следом ушла и его свита.

Народ, толпившийся возле княжеского дворца, с удивлением и непониманием взирал на то, как князь в полном вооружении выезжает верхом на