не видел ли я тебя, и я каждый раз отвечал “нет”.
– Я думал, ты скажешь им, что я умер, – заметил я.
– Я просто не смог тебя погубить, – ответил парнишка.
– Спасибо, Гек.
– Они спросили меня, где я был, и я рассказал. Я рассказал им про Короля и Блажуотера. Рассказал им про взрыв парохода. Они уже и сами об этом слышали. И слышали о рабе, который украл рабыню. Джим, это был ты?
– А еще что? – спросил я. – Ты узнал у них про Сэди и Лиззи?
– Я пытался, но они так странно на меня смотрели. Один надсмотрщик, ну тот, по фамилии Хопкинс, он знал. Сказал что-то про ферму Грэма, но я не знаю, где это. А потом исчез.
– Исчез?
– Пропал пропадом, так они говорят. Его лодку нашли. Может, река его забрала.
Гек вгляделся в мое лицо.
– Помню его, – сказал я. – Он всегда был скор на расправу.
– Судья Тэтчер считает, что он напился и с ним приключилось то же, что обычно приключается с пьяными на реке. Упал и утонул.
Я досадовал на себя за то, что не догадался расспросить Хопкинса, пока он был в моих руках. Я поддался чувствам, в особенности гневу и жажде мести. Я поклялся себе, что впредь этому не бывать. Отныне я никогда не потеряю головы.
– Надеюсь, они тебя не найдут, – сказал Гек. – А то ты пожалеешь, что не утонул в Миссисипи.
– Да?
– Они готовы повесить тебя дважды.
Я кивнул. И понял, что меня уже запугать, я и так всю жизнь пробоялся.
Мы долго сидели молча.
– Как рыбалка? – спросил Гек.
Я пожал плечами.
– Меня одного даже рыбачить не отпускают.
– Как война? – спросил я.
– Пока не закончилась. Судья Тэтчер говорит, что я еще маленький, чтобы идти воевать.
Я подумал о том, что белые северяне выступают против рабства. Насколько их желание положить конец существующему порядку обусловлено стремлением утишить, унять боль и чувство вины белых? Неужели им так больно глядеть на это? И жизнь в обществе, где приняты подобные вещи, оскорбляет их христианские чувства? Я знал одно: что бы ни послужило причиной этой войны, освобождение рабов – лишь побочный предлог и станет побочным результатом.
– Ты уже решил, за кого ты? – спросил я.
– За Союз, – ответил Гек.
– Они за или против рабства?
– Против.
Я кивнул.
– Спасибо, Гек. А теперь лучше возвращайся, пока тебя не хватились. Мне вовсе не хочется, чтобы здесь рыскал поисковый отряд.
Я проводил парнишку до берега и смотрел из-за деревьев, как он гребет на тот берег. Ферма Грэма. Надо выяснить, где это.
Глава 9
Той месячной ночью – близилось полнолуние – я зашел в воду и переплыл мутный канал, держа над головою узелок с провизией, блокнотом и пистолетом. На остров Джексона я возвращаться не собирался. Ночь ощущалась как диковинное существо, свое собственное время года. Мой голос даже в моей голове укоренился в моей диафрагме, стал глубоким и звучным. Мой карандаш увереннее цеплялся за страницы моего вновь высушенного блокнота. Я видел яснее, дальше, больше. Мое имя стало моим.
В Ганнибале после заката стояла мертвая тишина. Комары меня донимали. Я направился к дому судьи Тэтчера, стараясь держаться в тени. Собаки лаяли, заслышав мои шаги, но собаки лают всегда. Пса судьи я знал, и он меня знал, а потому лишь приподнял большую ленивую голову, поглядел на меня и снова опустил голову. Задняя дверь – единственная, которой пользовались рабы, – была не заперта, поскольку двери в Ганнибале не запирали вовсе. Пистолет оттягивал узелок, его тяжесть пугала меня. Я прокрался в дом, прошел через кухню. Половицы поскрипывали, но их скрип был похож на звук, с которым дом дает усадку и на который обычно не обращают внимания. Я проскользнул в библиотеку судьи. Остановился, вдохнул затхлый душок книг, его трубочного табака, почувствовал бумажную пыль в воздухе. Мне и прежде частенько случалось пробираться в библиотеку и, притаившись в одном из углов, читать. Но не сегодня. Сегодня книги для меня были яствами, есть которые некогда. У лампы я отыскал спички и зажег огонь. Спички я прикарманил. Мне под руку попалась сумка, и я решил прихватить с собой все, что мне нужно. Книги, спички, карандаши. Еще я нашел карту, но читать ее я не умел. Однако все равно положил в сумку. Я открыл ящики. Я искал купчую, документ, который скажет мне, где находится ферма Грэма и где, следовательно, я найду мою семью. Но ничего подобного не обнаружил.
На пороге показалась сперва тень, потом фигура. Это был судья Тэтчер.
– Кто здесь? – спросил он.
Я ничего не ответил, только выпрямился в его кресле.
Судья шагнул вперед.
– Негр? – произнес он.
Я безмолвствовал.
– Надеюсь, малый, у тебя есть веская, из ряда вон причина сидеть в этом кресле, – сказал судья.
Я сунул руку в свой узелок, отыскал пистолет. Я схватил его и вспомнил, что понятия не имею, как с ним обращаться. Знаю только, который конец опасен. Впрочем, тонкий конец этой штуковины говорит громко, и когда я наставил ствол на судью, тот замер как вкопанный.
– Джим?
– Джеймс, – поправил я.
– Малый, тебя линчуют в любой день кроме вторника, – ответил судья.
Написанная на его лице ярость так меня озадачила, что я опустил ствол. Судья медленно приблизился. Я не стал больше угрожать ему пистолетом, а просто сказал:
– Пожалуйста, не надо.
Он остановился. Всмотрелся в меня, потом уставился на окно за моей спиной, словно искал помощи.
– Что ты здесь делаешь?
– Где мои жена и дочь? Я знаю, что вы их продали. Мне нужно знать, куда их отправили.
– Почему ты так разговариваешь?
– Вас это смущает? – спросил я.
– Рабов продают. Бывает, – ответил он.
– Кто их купил? – Я наклонил голову и снова наставил на него пистолет. – Присаживайтесь. – Я кивком указал на стул перед столом.
Он сел.
– Почему ты так разговариваешь?
– Я направляю на вас пистолет и спрашиваю, где моя семья, а вас волнует моя речь? Вы в своем уме? Где находится ферма Грэма? Они же там, верно?
– Да, – ответил судья. – Ферма в Эдине.
У меня закружилась голова. Я слышал это название, но тогда оно ничего для меня не значило.
– Где это? В другом штате?
– Эдина, Миссури, – пояснил судья.
Я бросил карту на стол, расправил ее на столешнице.
– Покажите мне на этой штуке, где это.
Он показал.
Я вгляделся в цвета бумаги, в линии. Увидел четкую надпись “РЕКА МИССИСИПИ”.
– Реку