Я увидел Шаосин глазами Лу Синя, когда в воздухе витал тот же едкий аромат рисового вина, что и в многочисленных тавернах, заполненных праздношатающимися посетителями. Мне довелось встретить немало вероятных прототипов А-кью, и я радовался возможности окунуться в далекое прошлое, которое вскоре может быть утрачено безвозвратно. Еще несколько лет, и Шаосин неизбежно поглотит таящееся в нем Новое.

Признаюсь, в тот вечер я был настолько взволнован, что не мог сомкнуть глаз, пока не прокричал первый петух. И тут же послышался лай собаки из дома семьи Чжао по соседству, совсем как описывал Лу Синь. В тот день и ночь я действительно «вернулся домой».

Янчжоу по следам венецианцев

Мы проникли в сельскую местность вдоль Голубой реки и ехали три часа. Наш путь лежал в Янчжоу, город у впадения Великого императорского канала, этого драгоценного водного пути в Пекин, где Марко Поло провел три года по специальному поручению Великого хана.

Второй урожай риса уже созревал, а всходы хлопка были зелены, как шпинат. На перекрестках дорог собирались караваны с овощами, направлявшиеся на хранение, а на деревенских улицах люди торговали на свободных рынках. Еще несколько лет назад подобная инициатива считалась «контрреволюционной», а редких крестьян-индивидуалистов избивали «красные охранники» и судили как опасных капиталистов.

Но теперь ситуация изменилась. Правительство дало понять, что частная инициатива, если она не связана с эксплуатацией чужого труда, – это благо и должна поощряться. И вот свободные рынки заполонили все вокруг: крестьяне везли в деревни и города свои личные «излишки» – пару гусей, утку, пять килограммов овощей, двух карпов, горсть помидоров, несколько арбузов, пакетики с семенами, самодельные инструменты. Всюду царила суматоха, характерная для восточного базара, ведь цены не были фиксированными, и можно было вдоволь поторговаться.

Я обратился к новому переводчику, скромной Гун Цзиньти, которая немного топорно говорила по-итальянски, но сразу же завоевала мое расположение своей непосредственной крестьянской вежливостью, с вопросом, почему люди предпочитают свободные рынки государственным.

«Может быть, потому что товары там более свежие», – ответила она и добавила: «А еще, наверное, потому, что можно поторговаться о цене».

Мы мчались по прекрасной грузовой дороге между стенами из деревьев и бескрайних сельских просторов. Крестьянские дома выглядели ухоженными и будто улыбались, можно было сказать, что здесь люди живут лучше, а краснолицые крестьяне были рослее, чем на севере, благодаря обильным урожаям. Гун с гордостью пояснила, что император приезжал в Янчжоу на отдых после двадцати дней плавания.

Земля выглядела плодородной, причудливо переплетаясь с водой, словно филигрань. На юге величественно протекала Янцзы, а над ней, полная воды, текла Хуайхэ – река древних наводнений и страшных разливов. Система плотин в верховьях и искусственных озер в низовьях приручила воды и распределила богатства по региону. Жара стояла гнетущая, и путь ощущался особенно тяжелым.

Поводом для посещения этого города послужила ценная археологическая находка, о которой я узнал несколькими месяцами ранее в Пекине. На окраине Янчжоу, среди остатков средневекового христианского кладбища, было обнаружено надгробие, искусно выгравированное готической вязью, со священными фигурами и именем с датой: Катерина Вильони, июнь 1342 года.

Кем была Катерина? Несомненно, итальянка, возможно, венецианка или генуэзка – единственная европейская женщина, насколько известно, путешествовавшая и жившая в Китае в XIV веке, возможно, последовав за своим отцом. В самом деле, эта фамилия ведет к купцу Доменико Вильони, подписавшему завещательный акт Генуэзской республики в 1348 году, в котором удостоверяется, что она жила «in partibus Catagii», то есть «в землях Катая». Не была ли Катерина его дочерью?

По словам археологов местного музея, христианская община существовала в Янчжоу уже с начала XIII века, когда городом правила династия Сун, и он служил пунктом назначения караванов из Европы, прибывавших за шелком, который венецианцы и генуэзцы покупали на месте и хранили в своих складах. Блаженный Одорико Фриульский, проезжавший через город в 1322 году, писал в своем «Relatio», что в Янчжоу, помимо францисканского монастыря, где он был гостем, есть католическая и три несторианские церкви, что свидетельствует о существовании постоянного европейского сообщества.

Янчжоу во времена Катерины, и даже несколькими десятилетиями ранее, когда там останавливался Марко Поло, был одним из самых важных и богатых городов Поднебесной. Известный как центр производства и торговли шелком для всей провинции Цзянсу, он считался одной из культурных жемчужин империи благодаря своим знаменитым школам живописи и каллиграфии. Помимо шелка, для монголов, правивших Китаем с 1279 по 1368 год, город имел стратегическое значение благодаря своим знаменитым соляным ваннам и расположению у устья Великого императорского канала, что облегчало транспортировку рисовых грузов в столицу Ханбалык.

Когда я увидел в музее надгробие Катерины, украшенное изображениями, рассказывающими о ее жизни и вере, над которым возвышалась фигура Мадонны с Младенцем, я подумал, что она ушла из жизни совсем молодой, возможно, умерла при родах. Главным героем моего визита в Янчжоу стал не знаменитый венецианский путешественник, а неизвестная Катерина. Мне вдруг пришла в голову мысль, что ее история, по крайней мере отчасти, напоминает историю Марко Поло – долгое приключение двух молодых людей эпохи Средневековья по Шелковому пути.

Мы вошли в эвкалиптовую рощу, где стрекот цикад превратился в непрерывный электрический гул. Гонг проводил меня к безымянному зданию – небольшому храму, посвященному нашему путешественнику. Войдя в него, я ощутил почти религиозное благоговение, вспоминая, что он провел здесь три года, в этом уединенном месте, в самой отдаленной долине реки Янцзы, где я почти ощущал дыхание моря.

В центре комнаты возвышалась стела с выгравированными тезисами и портретом. На нем Венецианец был изображен в расцвете лет, с длинной черной бородой, орлиным носом и глазами мореплавателя, устремленными к дальним берегам. Я почтил его благодарным воспоминанием, в душе всплывали самые великолепные страницы его «Книги чудес», и мне показалось, что я слышу шум венецианских улочек, зов далекого гондольера, терпкий запах лагуны, вкус родного дома.

В Янчжоу его всегда по праву считали гордостью города, и