рудниках Западной Африки. Местным жителям поручались вспомогательные задачи, такие как просеивание и транспортировка. Бок о бок африканцы (в основном мусульмане) и таино проводили долгие часы под палящим тропическим солнцем в поисках блеска золота в темном иле. В процессе этого изнурительного принудительного труда две общины быстро осознали схожесть интересов – испанцы были их общим врагом. Еще в 1503 году некоторые испанцы обратили внимание на их союз, опасаясь, что рабы-африканцы учили рабов-таино тому, что испанцы называли «плохими обычаями»[215] – это был стандартный эвфемизм для обозначения ислама.
Через некоторое время сахар заменил золото в качестве основного экономического двигателя карибских колоний. Как и вывоз других видов растений (и животных) Старого Света в Америку в рамках так называемого «обмена Колумба», история выращивания сахара свидетельствует о глубоком исламском влиянии[216]. Тростник впервые попал в Испанию и остальную часть Средиземноморья через Среднюю Азию и Месопотамию по следам исламских завоеваний. Он достиг Испании в X веке, когда испанцы – как они позже поступили и с военно-морскими технологиями – адаптировали мусульманские методы орошения и приспособления для отжима оливок, чтобы построить первые примитивные сахарные заводы. Португальцы привозили сахар и связанные с ним производственные материалы, а также новую «технологию», которую мусульмане никогда не использовали при выращивании сахара, – рабство – на Мадейру, Азорские и Канарские острова. Мадейра впоследствии оказалась самым прибыльным из сахарных островов в Восточной Атлантике, послужив своего рода местом генеральной репетиции рабовладельческой экономики Карибского бассейна. Португальцы собрали урожай со всего острова, установили монокультуру производства сахара, построили плантации за счет собственного и генуэзского инвестиционного капиталов и ввели там рабовладельческий строй.
Большинство рабов на тростниковых полях Мадейры были марокканцами, берберами, выходцами из Западной Африки и другими мусульманами. Во время своего второго путешествия на запад, в 1493 году, Колумб сделал живописную гористую Мадейру своей последней остановкой перед пересечением Атлантики, и именно тогда перевез в Новый Свет первых мусульманских рабов и сахарный тростник – два импортных «товара», которые навсегда изменили Америку и мир[217].
В первые годы выращивания сахара в Карибском бассейне испанцы использовали как местный рабский труд, так и некоторых из немногих африканских рабов, которые у них были в распоряжении в то время. Однако между 1492 и 1517 годами численность таино на Эспаньоле резко сократилась из-за европейских болезней и суровых условий, установленных испанцами. В то же время сахарные плантации требовали все больше и больше рабочих рук, особенно в 1517 году, когда завоевания Селима в Восточном Средиземноморье временно нарушили торговлю сахаром в Египте, тем самым ускорив развитие экономики Карибского бассейна[218].
Высокая масса сахарного тростника, а также его измельчение и прессование, необходимые для выжимки сока, делают его достаточно трудоемкой в обработке культурой. Для выполнения этой изнурительной работы в первую четверть века своего пребывания в Новом Свете испанцы постепенно и вскоре абсолютно бесконтрольно заменили коренных жителей Карибского бассейна африканскими рабами, в основном мужчинами, но также и некоторым количеством женщин, в результате чего чернокожие африканцы составили большинство населения Эспаньолы. По словам одного испанца, писавшего об Эспаньоле в начале XVI века: «Из-за сахарных заводов на этом острове так много [черных][219], что эта земля кажется просто копией Эфиопии». Действительно, через несколько лет испанцы представляли крошечное меньшинство – возможно, всего лишь двадцатую часть от африканских поселенцев[220].
Карибская сахарная плантация. Chronicle/Alamy Stock Photo
Рождественским утром 1521 года группа из 20 «воинственных и порочных» мусульманских рабов-волофов на сахарной плантации в Эспаньоле[221], принадлежащей Диего Колумбу – назначенному испанскому губернатору острова и сыну Христофора Колумба, – поднялась до восхода солнца, чтобы привести в действие план, который они вынашивали несколько недель. Они схватили мачете, которые использовали для расчистки земли от деревьев и кустарников, и начали «дикую и кровавую экспедицию с первыми лучами рассвета»[222], расчленяя своих застигнутых врасплох белых хозяев и убивая скот по всему поселению. Повстанцы поджигали дома с соломенными крышами и поля сахарного тростника в поместье, названном Ла Изабелла в честь королевы, которая сделала все это возможным, а потом бежали в горы, где встретились с другими мусульманскими рабами-волофами с близлежащих плантаций, которые начали скоординированные заранее восстания. Ни испанцы, ни тайно не понимали ни слова на языке волофов, и этим рабам было легко сохранить план своего восстания в тайне.
На следующий день после Рождества повстанцы напали на поместье Мельчора де Кастро, испанского королевского нотариата горной добычи. Всего за один день восстания их ряды уже увеличились вдвое и достигли 40 человек. Они разрушили поместье Кастро, захватив часть принадлежащих ему животных и продовольствия. Они убили испанского плотника его собственными инструментами и лишили жизни еще нескольких испанцев. Они схватили всю провизию, которую смогли унести, затем сожгли здания и все оставшиеся припасы. Самое главное, они также освободили 13 рабов Кастро – 12 индейцев и одного африканца. Таким образом, в группу восставших рабов теперь входили как мусульмане-волофы, так и тайно, объединенные ненавистью к своим испанским хозяевам.
На третий день группа направилась к сахарной плантации колониального судьи Алонсо де Зуасо, расположенной примерно в 30 километрах от Санто-Доминго, испанской столицы Эспаньолы. Там они убили восемь-десять испанцев и завербовали на свою сторону еще 120 африканских рабов, в основном волофов. План повстанцев, казалось, сработал идеально. Они спровоцировали волну рабского гнева в сельской местности и теперь приближались к главной награде – Санто-Доминго. С силой урагана, разрушившего многие европейские постройки на острове в 1502 году, восставшие волофы и тайно стремились сравнять столицу с землей. Как уже много раз случалось по другую сторону океана, мусульманская армия – в данном случае вперемежку с союзниками таино – двинулась на захват католического испанского города. Если бы этим мусульманам удалось добиться успеха, всему европейскому процессу обоснования в Новом Свете был бы нанесен серьезный удар, возможно даже смертельный, и последующий ход мировой истории мог бы быть совсем другим.
Типичное испанское колониальное поместье на Карибах. Private Collection/The Stapleton Collection/Bridgeman Images
Вместо этого Мельчор де Кастро, бежавший из своего разграбленного поместья, и несколько других владельцев плантаций, которые слышали о восстании, но не пострадали, помчались на лошадях за рабами, желая преградить им путь до Санто-Доминго. Эти колонисты, многие из которых были ветеранами битвы за Гранаду, встретились с Диего Колумбом, чтобы разработать план подавления восстания. Двенадцать всадников со скотоводческого поместья были отправлены навстречу приближающимся повстанцам возле Санто-Доминго.