На предложение лейтенанта Беляев ответил решительным «нет».

– Я, голубчик, сам азартен по природе, иду на риск при каждом удобном случае, но в данных обстоятельствах об этом и речи не может быть. Выкиньте из головы: слишком многое поставлено на кон. Не сомневайтесь – за нами беспрестанно следят…

Будто в подтверждение его слов той же ночью над сельвой, перекрывая обычное уханье и клекот, прокатился крик, от которого слетел со своей лежанки даже мистер Фриман. Вопль повторился, и лейтенант прочувствовал, что означает выражение «стынет в жилах кровь». Казалось, сам дьявол, которому неизвестно по каким причинам отдана на откуп эта планета со всеми ее океанами и континентами, а также с бесчисленным количеством людских душ, поднявшись из глубин земли, разминая затекшие члены и озирая свое царство, исторг клич, олицетворяющий собой безоговорочное торжество зла. Стоит ли говорить, что обитатели «острога» до самого утра не расставались с карабинами?..

День накатывал на день. Запасы бус и осколки зеркал стремительно таяли. Лейтенант, которому придавало мужества разве что присутствие Киане, нашел в себе силы записать: «Мы по-прежнему пленники. Какая разница в том, что тюрьма наша имеет протяженность в десятки верст! Каждый приговоренный знает, сколько он будет сидеть: год, два или все десять. Нам же приговор не объявлен – что может быть мучительнее? И неизвестно, сколько еще выдержим».

Тревожным звонком для Беляева стало то, что с некоторых пор Экштейн отказался навещать вместе с ним место «торга». Большую часть суток он лежал, отвернувшись к тростниковой стене и вяло откликаясь на вопросы. Нельзя сказать, что состояние есаула было более радужным: «судно» казака, привязанное к вбитому в берег колу, сиротливо покачивалось на гребнях волн. Мистер Фриман, положив на плечо винтовку, по-прежнему посещал тростниковые заросли, но и он заметно сдал. Британский лев оставил привычку тщательно драить котелок и окончательно потерял интерес к отросшим, словно у лепрекона, бакенбардам. Всех троих поразила какая-то странная болезнь, при которой замедлялась речь и заметно менялся тембр голоса, малейшее движение теперь требовало от них заметных усилий.

Через месяц после того, как закончились бусы и в ход пошли котелки, ложки, ножи, завалявшиеся монеты, наконец, кинжал Серебрякова, находящийся за тысячу километров от Питиантуты с инспекцией в Пуэрто-Касадо Скенони, способность которого к анализу была притчей во языцех, ознакомился с мнениями разведчиков. Отпустив их, генерал вызвал телефониста, связался со столицей и, доложив министру о ситуации, услыхал вполне ожидаемое резюме: «Они наверняка сгинули, Скенони».

Через неделю после этого обнадеживающего телефонного разговора бледный маленький человек в пенсне отправился на очередной «обмен»: руки его были пусты. Уже подходя к месту, он решительно отстегнул от поясного ремня карманные серебряные часы и без всякого сожаления положил их на траву возле корней – туда, куда раньше выкладывал осколки зеркал.

Посетив это место следующим утром, Беляев вернулся в «острог» раньше обычного. Часы висели у него на поясе. Сильная Рука разбудил сомлевших товарищей, щелкнул крышечкой изделия фирмы Буре, проверяя время, и буднично сказал:

– Пора собираться. Морос отпускают нас. Они не взяли дары. Они дали знак, что мы можем уходить.

И вновь Оливейра и Галиндо  

– Я жду вестей, дон Серхио, – напомнил Оливейре главный путчист.

– Вы будете шокированы, господин президент, – откликнулся полковник, – но я занимаюсь тем же самым. И что-то подсказывает мне – вести не заставят себя долго ждать, кто-нибудь да откликнется: мои люди или, упаси Бог, господин Беляев. И вы не представляете, какой завертится калейдоскоп, когда это произойдет.

Калейдоскоп  

Через год после возвращения исхудавших людей к железнодорожной насыпи возле форта, после их краткого отдыха в Пуэрто-Касадо, во время которого вернувшиеся с того света наслаждались теплым молоком и галетами, после торжественных встреч на реке Парагвай, где целая флотилия лодок и каноэ вышла навстречу посудине, доставившей в столицу героев, после криков «Вива эль хенераль Беляев!» и «Вива Русия!», после оркестров с неизменным «Прощанием славянки», после торжественной встречи в Военном министерстве и не менее торжественной – в университете, короче, после всех этих прогремевших на всю страну событий тихому постояльцу «Гран Отель-дель-Парагвай», имевшему обыкновение освежаться по утрам на террасе чашечкой кисло-сладкого кофе, вместе с кофейным прибором и двумя кубиками тростникового сахара была доставлена некая записка. Утро было слишком прекрасным, чтобы покидать насиженное место. Неторопливый цокот копыт раздавался то здесь, то там, голоса разносчиков мате и газет, в отличие от невыносимого птичьего гомона, звучали для почтенного коммерсанта ангельским хором. Утро – время молодых: вот еще почему посланец далекой страны так любил эти часы. Поинтересовавшись у расслабленного официанта, кто доставил сию бумагу, он выслушал в ответ: записку передал некий однорукий господин, навестивший холл гостиницы за пять минут до появления самого Бьюи.

– Однорукий? – радостно переспросил работника разведчик.

Официант лениво кивнул.

Отпустив вестника, мистер Бьюи развернул листок, который, судя по аккуратности сгиба, был сложен инвалидом не без помощи посторонних (выполнить просьбу мог любой мальчишка-разносчик), и прочитал следующее: «Жду вас на противоположной стороне улицы».

Посланцу обитающих на реке Темзе богов оставалось в три глотка разделаться с напитком, подхватить трость и котелок, пружинисто спуститься с лестницы и вступить на мостовую с намерением все так же легко и пружинисто пересечь ее.

Тем же вечером министр Луис Риарт несколько раз тупо перечитал заметку в «Асунсьонском вестнике», врученном ему на пороге министерства дежурным капитаном. Он никак не мог поверить в произошедшее, и лишь последующий доклад офицера убедил министра в невероятном. Увы, на этот раз газеты не лгали, оповестив обывателей, а заодно и сильных града и мира, к числу которых, несомненно, относился сам Риарт, о происшествии: «Сегодня утром возле столичной гостиницы “Гран Отель-дель-Парагвай” был насмерть задавлен экипажем британский подданный мистер Арнольд Чарльз Бьюи, прибывший в Асунсьон примерно год назад по коммерческим делам и проживающий в вышеупомянутом отеле. Покойный переходил улицу. Возница и свидетели случившегося в один голос утверждают – внезапно понесли лошади. Представители полиции также не сомневаются: имел место несчастный случай, о чем они уже оповестили корреспондентов столичных газет и официальных представителей Британии. Тело мистера Бьюи находится в морге